Однако существовал еще один очень важный нюанс, о котором забывать было совершенно нельзя. Это гнев Князя Тьмы, который тот грозился обрушить на меня, если я не выполню его задания. Откровенно говоря, я жутко боялся его. То подавляющее могущество и сила, которые он мне продемонстрировал за время столь короткой беседы, теперь довлели в моих кошмарах, затмевая собой все остальные страсти загробного мира. Даже сейчас, когда я понимал, что нахожусь где-то далеко за пределами его власти, воспоминания о той беспомощности, что я испытывал перед его взором, подавляли и угнетали меня. Они не оставляли мне даже призрачного шанса на то, чтобы ослушаться приказа Короля Ада. Это попросту выше меня…

А обратной стороной этой угрозы была невероятная награда. Стать демоном, кто бы мог подумать, что в аду вообще возможно из жертвы превратиться в палача. Конечно, подобный исход опять будоражил мою недобитую совесть, которая вопрошала, а смогу ли я делать с несчастными грешниками все то, что прислужники Дьявола вытворяли со мной? Но трус, живущий внутри моего разума, уже знал ответ на этот вопрос. Да, смогу. Я стану делать что угодно, лишь бы никогда больше не познать этого черного отчаянья и безысходности…

— Извини, Данмар, — медленно проговорил я, тщательно взвешивая каждое слово, — но я не могу с тобой обсуждать намерения высших сил.

Признаваться в том, что меня подселил в чужое тело владыка всех демонов, я пока не собирался. Это может испугать мальчугана и настроить против меня. А мне делить голову с хоть и маленьким, но врагом, совсем не улыбалось. Так что пусть он пока считает меня ниспосланным ангелом. Может быть потом, когда мы с ним попривыкнем друг к другу, я уже попробую намекнуть ему на правду о своем появлении. Но вряд ли это будет скоро…

— М-м-м… Я понимаю. — Отозвался юнец несколько обижено, и мне почему-то показалось, что жизни в его голосе стало немного меньше. — Смертным нельзя знать о замыслах богов. Они настолько сложны, что мы, пытаясь их постичь, просто сойдем с ума.

— Да, пожалуй, что ты прав, — подтвердил я слова мальчика, делая вид, что не заметил досады в его речи.

Мы с Данмаром немного помолчали, потому что я не знал, с чего лучше начать расспросы, чтобы ненароком не вызвать подозрений у мальчишки, но в этот момент дала о себе знать его мама. Она снова погладила сына по лицу, и я ощутил эти прикосновения, как будто находился в собственном теле. А затем она о чем-то спросила, но я, как и прежде, не смог разобрать ни единого слова.

— Что она говорит? — Спросил я у ребенка.

— Мама спрашивает, не хочу ли я пить.

— А ты хочешь?

— Я не знаю, — почему-то мне привиделось, как щуплый угловатый силуэт пожимает худыми плечами на фоне непроглядного мрака, — я перестал чувствовать свое тело. Но, наверное, уже пора бы и попить.

— А можно… можно тогда я попробую ответить ей?

Я боялся, что Данмар воспротивиться, и наше невольное соседство сразу же перейдет в фазу борьбы. Однако малец вопреки моим опасениям как-то уж слишком легко согласился. Видимо, его степень доверия к «ангелу» была настолько велика, что его не пугал тот факт, что его телом управляю я, а не он.

Получив от мальчика добро, я еще раз попытался распахнуть веки. Боль тут же безжалостно сдавила череп огромной шипастой пятерней, однако на этот раз приступ оказался не столь сильным. Так что я сумел без особого напряжения разглядеть склонившееся надо мной миловидное женское лицо… кхм… точнее будет сказать над Данмаром. Все-таки не стоит забывать, кто истинный владелец этой плоти, и что я здесь просто гость, каким-то противоестественным способом заполучивший полную власть.

Мама мальчишки оказалась настоящей красавицей. Я бы даже сказал, что слово «красавица» недостаточно емкое и красочное, чтобы описать ее привлекательность, однако, распыляться на эту тему не стану. Не думаю, что моей изуродованной душе позволено судить о красоте. Вполне возможно, что мое восприятие до неузнаваемости искажено, и я пока просто не в состоянии трезво оценивать свое окружение.

Но все же ее темные волосы, шелковыми каскадами спускающиеся ей на плечи, не могли не притягивать моего взора. Ровно как и глубина ярких зеленых глаз, в которых, казалось, можно утонуть. Прекрасный образ женщины довершала светлая без единого изъяна гладкая кожа и пухлые губы, цвета темного амаранта. И ее ослепительное великолепие резко контрастировало с откровенно крестьянским убранством комнаты, которое мне открылось.

Увидев, что я смотрю на нее, мама Данмара что-то успокаивающе зашептала и принялась поглаживать нежной теплой ладонью по его щеке. Затем она поднесла ко рту ребенка какую-то плоскую пиалу, и я послушно сделал чужими устами большой глоток прохладной воды.

Да, это была самая обычная вода, но мне мой самый первый глоток показался вкуснее самой изысканной божественной амброзии. Первые же капли влаги просто взорвали мое сознание фейерверком блаженства, и я совершенно неосознанно вспомнил свой родной, казалось, безвозвратно позабытый язык…

— Какой же кайф… — пробормотал я, силясь вспомнить, как звучат остальные его слова, и не является ли это внушенным погаными демонами бредом.

Мгновением позже, конечно же, я спохватился и тут же стиснул зубы, чтоб не ляпнуть еще чего-нибудь лишнего. Но было уже поздно. Невовремя выскочившее слово, похоже, несколько насторожило женщину. Она наклонилась ближе, и с тревогой стала всматриваться в мои затуманенные болью глаза.

— Данмар, как мне поблагодарить твою маму? Что нужно сказать? — Поспешил я обратиться к мальчишке, чтобы попытаться сгладить неловкую ситуацию.

— Скажи ей: «Efharisto, Mitera», — почти мгновенно отозвался голос в моей голове. — Это означает: «Спасибо, мама».

Я постарался повторить за мальчишкой эту короткую фразу наиболее точно, чтобы со стороны не казалось, будто я говорю на этом языке впервые. Но судя по тому, что обеспокоилась женщина еще сильнее, я полностью провалился.

— Милый, что с тобой? Почему ты так странно разговариваешь? — Перевел мне ребенок слова матери.

— У меня в голове один туман… — пролепетал я непослушными устами. — Кажется, я слишком сильно ударился…

Эту реплику мне юнец диктовал чуть ли не по слогам, потому что для моего слуха она звучала откровенной тарабарщиной, и воспроизвести нечто подобное с первого раза у меня не получалось.

В конечном итоге мама Данмара не то чтобы успокоилась, получив такое объяснение, однако пытать расспросами страдающего ребенка перестала. Когда она ушла, на прощание потрогав лоб мальчика, я снова заговорил с юнцом, пытаясь хоть немного прояснить для себя ситуацию.

— Слушай, а как так получается, что я не знаю ни слова из вашего языка, но понимаю тебя?

— Это мне неведомо, — честно ответил он, не выказывая никакого беспокойства, оттого что мы с ним на пару только что обманули его мать. — Я ведь даже не говорю, а просто думаю о чем-либо. Ты же ангел, ты должен больше понимать во всем этом.