Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойдем, – сказал Гарри, – еще успеем на завтрак в столовой.
Он скользнул по мне взглядом, развернулся и бодрым, пружинистым шагом, насвистывая какую-то известную мелодию, направился к концу коридора в сторону лестницы, ведущей в столовую. Гарри даже начал напевать, немного фальшиво, но достаточно громко, чтобы его могли слышать в соседних кабинетах. Он вообще вел себя так, будто ничего не произошло и не нас только что едва не сожгли на костре ненависти мистера Пинса. Гарри ни разу не оглянулся, уверенно следуя к арке, затем повернул направо и скрылся из виду. Я слышала его удаляющиеся шаги по ступеням, гулко отражающиеся от стен, а затем прыжок, означавший, что он достиг первого этажа.
Я переминалась с ноги на ногу, не зная, следовать за ним или, как обычно, спрятаться до следующего урока в женском туалете, а может быть, и отправиться домой. Последнюю мысль пришлось с сожалением отогнать, ведь сегодня мне еще предстояло отбывать наказание на дополнительном уроке у мадам Сюр. Подняв рюкзак, валявшийся на полу, я отряхнула его от пыли и натянула на плечо. Собрав всю волю в кулак, я засеменила за Гарри, стараясь не издавать лишнего шума и ни в коем случае не привлекать к себе внимание преподавателей, которые могли бы услышать шаги. Я скользнула в арку и начала спускаться по лестнице. Снизу раздался громкий насмешливый голос.
– Вероника, ты там не потерялась? – спросил Гарри.
Я сглотнула, безуспешно пытаясь промочить сухое, словно наждачная бумага, горло, и еле слышно сказала:
– Иду.
– Вероника? Ты там? – снова позвал парень.
– Я иду. – Голос прозвучал хрипло и неуверенно, и я решила больше ничего не говорить, даже если Гарри и в этот раз ничего не услышал.
К счастью, эхо донесло мое тихое карканье, а я думаю, прозвучала реплика именно так, и Гарри ответил:
– Тогда встретимся в столовой, пойду погляжу, что там осталось.
Я остановилась посередине лестничного пролета и прикрыла глаза, стараясь выровнять дыхание. Это был первый раз, когда я разговаривала с Гарри Томпсоном, если не считать драку в песочнице, когда нам было по пять лет. В школе он, как и большинство сверстников, делал вид, что меня не существует, будто я призрак, который витает в воздухе, и все сквозь него проходят. Иногда я замечала его сочувствующий взгляд, когда меня задирали девочки из компании Бриджит, но обычно он длился не более нескольких секунд, и, возможно, мне просто казалось, что Гарри смотрит.
В конце прошлого учебного года, в один из необычайно теплых дней, тех, когда солнце полностью прогревает воздух и освещает верхушки уже ярко-зеленых деревьев, Гарри, бегая по лужайке школьного двора, сшиб меня с ног. Он не смотрел на меня, ведь для него я не существовала, но столкновение явно почувствовал, удивившись, что воздух может иметь такую силу сопротивления. Он помотал головой и прищурился, приложив ладонь к глазам козырьком. Было заметно, что Гарри силится меня разглядеть сквозь закатные ослепляющие лучи, освещающие маленькие веснушки, появившиеся на его светлой коже. В таком свете обычно темные глаза Гарри приобрели орехово-медовый оттенок и оттого нравились мне еще больше.
– Все нормально? – спросил он больше пустоту, чем обращаясь конкретно ко мне.
Гарри до сих пор не мог понять, кто распластался у его ног.
Я кивнула, и он, обезоруживающе улыбнувшись, поднял бейсбольный мяч, выпавший из его рук, помахал друзьям, ожидавшим на другом конце лужайки, и побежал. Не думаю, что он вообще понял, что той бесформенной кучей, растянувшейся на школьном дворе и просидевшей на траве с полчаса после столкновения с самим Гарри Томпсоном, была я.
Именно поэтому сегодня я несказанно удивилась тому, что Гарри вообще знал и помнил, как меня зовут. Компания его была довольно обширной, да и все в школе здоровались с Гарри, когда он проходил по коридору. Парни протягивали ему кулачки и пятерни в приветствии или для выражения признательности за выигранный бейсбольный матч, а девчонки томно вздыхали, хлопали ресницами и аккуратно наматывали локоны на пальцы, проговаривая: «Привет, Гарри». Но он никогда не запоминал имен. Я часто видела замешательство на его лице, морщинку между бровями и нахмуренный лоб, когда он просил списать, но никак не мог вспомнить, как зовут того парня, что сидит слева от него. Гарри, конечно, был красавчиком, но не отличался умом и сообразительностью, да и вряд ли запоминал имена всех девчонок, которые кружили вокруг него, словно пчелы у улья. Королевой пчел, конечно же, была Бриджит.
Интересно, как она отреагирует, когда, спустившись на перемене в столовую, чтобы вместо нормального ланча похрустеть морковными палочками или яблочными дольками, увидит меня, сидящую рядом с ее парнем, а по совместительству самым популярным парнем в школе. Я представила перекошенное лицо Бриджит, глаза, мечущие огни, и это добавило мне уверенности, чтобы продолжить спуск следом за Гарри.
Откуда у Бриджит такая неприкрытая ненависть ко мне, я гадала до сих пор. Вместо того чтобы, как большинство, делать вид, что я пустое место, она обозлилась и настроила против меня всех своих подруг и знакомых.
По правде говоря, мои отношения с одноклассниками, да и вообще положение в школе, были абсолютно нормальными до пятого класса. Мы дружили с Сарой, которая ныне бегала за Бриджит, словно собачонка, и заезжала за ней по пути в школу, практически превратившись в ее швейцара и водителя. Я посещала художественный кружок, играла в школьном театре, пусть не близко, но общалась с одноклассниками, и меня абсолютно не тяготила необходимость каждое утро вставать в семь часов по любимому будильнику с птичкой и отправляться на остановку, чтобы ожидать неизменно желтый автобус с неизменным водителем в лице Дага.
Родители Бриджит тогда еще не разбогатели, ее отец был обычным работником автосалона, где он продавал машины не самой премиальной марки, и каждый день мистер Десфиладо завозил дочку в школу по пути на работу. Затем в течение года он несказанно разбогател и совершенно удивительным для всех образом