могла продлить жизнь этому рюкзаку, тем более меня интересовали только его функции, а не то, как он выглядит. Так я относилась ко всем вещам. Если их еще можно использовать, зачем покупать новые?

Маму наш внешний вид не интересовал, она выдавала карманные деньги, покупала продукты, если не забывала об этом, и иногда оценивающе осматривала одежду Майки. По мне она предпочитала скользить невидящим взглядом и поспешно отворачиваться.

В рюкзак я бросила несколько учебников из груды на столе, оттуда же выудила парочку карандашей и ластик.

У самой входной двери моей комнаты стоял шкаф из фанеры, дверца которого не закрывалась, пока хорошенько по ней не стукнешь. Я потянула на себя дверцу, и та со скрипом поддалась. Держу пари, такого беспорядка вы еще не видели. На перекладине в центре висело несколько стареньких плечиков, а полки слева были забиты разнообразными вещами, среди которых совершенно невозможно идентифицировать какой-либо предмет одежды, до того они перепутаны между собой. Я никогда не умела складывать вещи и не собиралась этому учиться.

На самой нижней полке шкафа царил удивительный порядок, так как там стояла одна-единственная вещь – жестянка из-под печенья. Моя коробка чудес. В ней хранилась розовая ручка, принесенная Майки из леса; фотография папы до того, как он встретил маму; мамина старая школьная фотография; кусочек ластика, разрисованный сердечками; пара блокнотиков, которые в детстве служили личными дневниками; камешек с берега моря, пластиковая карта на имя папы, лист из старой книги сказок, что читала по вечерам мама, и значок группы Kiss, который мне подарила в пятом классе моя бывшая лучшая подруга. Теперь она со мной не водилась, ее новая компания самых популярных девчонок в школе этого бы не одобрила. Раньше она жила по соседству, и мы все делали вместе: ездили в школу, гуляли, готовились к урокам, ее папа учил нас играть на гитаре, а потом мы включали записи рок-концертов и представляли себя солистами, прыгая на ее кровати. Теперь она живет в Локпорте и ездит в школу на новенькой небесно-голубой машине, подаренной ей отцом. Ей не нужны друзья вроде меня.

Я протянула руку и вытащила из шкафа наугад штаны и что-то светлое. Это оказались черные джинсы и обыкновенная белая футболка. Сверху я накинула красную толстовку с капюшоном, которая лежала в углу комнаты на полу. Неужели вы никогда не разбрасывали свои вещи по комнате?

Найти одинаковые носки не удалось. Я вытащила белый носок из-под стола, а синий – из-под кровати, выключила проигрыватель, закинула рюкзак на плечо и пошла по узкому коридору.

– Вероника, выглядишь убого. Впрочем, как обычно, – обратилась я к своему отражению в маленьком зеркале на стене.

Одевалась я во что придется, а выдающимися чертами лица не блистала и подавно. В моей внешности я находила красивыми только голубые мамины глаза и россыпь еле заметных веснушек на носу, они казались милыми. В остальном ничего особенного: тонкие губы, небольшой нос и щеки, которые постоянно заливаются румянцем, выдавая эмоции, будь то злость, радость или смущение.

Дверь рядом с зеркалом вела в мамину комнату. Туда мы с Майки никогда не заходили, потому что уважали ее личное пространство. А может, и потому, что она нас не приглашала. Когда отец еще был с нами, мы часто сидели в этой комнате, тогда она была их общей, и мама читала сказки, а папа слушал и мечтательно смотрел на мамин большой живот, в котором скрывался еще не родившийся Майки. Но после ухода отца все изменилось. Мама часами плакала в этой комнате и больше не читала мне сказок. Она вообще больше мне никогда не читала.

Я прошла еще пару шагов и остановилась рядом с комнатой Майки. Его дверь находилась рядом с моей, она была такой же тонкой и дешевой, как остальные двери в нашем доме, но Майки выделил ее.

Прямо в центре филенки была нарисована ракета, которая, казалось, вот-вот полетит в космос. Вокруг ракеты вращалось несколько планет, светили звезды, неловко нарисованные белой, голубой и желтой краской, а к ручке летела большая оранжевая комета. Это изображение не претендовало на оригинальность или художественность, но оно было живым. Рисунок вышел из-под моей руки. Я отчетливо помнила тот день два года назад, когда Майки прибежал в комнату, держа в руках несколько баночек с красками и кисти. Они почти вывалились из его маленьких ладошек, и я поспешила забрать часть его ноши.

– Вероника, нарисуешь ракету и космос? – попросил брат.

– Конечно, – улыбнулась я.

Отказать Майки было невозможно. Пока я рисовала, он сидел на полу у стены и ни на шаг не отходил, иногда вставая, чтобы подать другую баночку с краской или поменять воду для кистей. Когда я закончила, в его глазах светился такой восторг и радость, что если бы они были осязаемыми, я бы положила их в мою жестяную коробку. Перед глазами возникла его счастливая улыбка, и слезинка предательски покатилась по щеке. Смахнув ее, я взялась за дверную ручку.

Я не хотела заходить в комнату Майки и видеть пустую, идеально заправленную постель, шеренги книг на полках, белый стол, за три дня успевший покрыться тонким слоем пыли.

– Ну как вы тут, малыши? – спросила я у муравьев, ползающих внутри большой стеклянной камеры.

Как бы ни было больно заходить в эту опустевшую светлую комнату, кто-то должен следить за муравьями. Майки очень расстроится, когда вернется и увидит опустевшую ферму, если я не позабочусь о его питомцах. У нас не было кошки или собаки, потому что брат страдал аллергией на шерсть. Тот день, когда он прочитал, что муравьи гипоаллергенны, стал одним из самых счастливых для него. В интернете он нашел муравьиную ферму, которая ему понравилась, и прожужжал мне все уши. Поэтому, когда тетя Мэри дала деньги на новый рюкзак, я без раздумий потратила их на это приобретение и ни разу не пожалела. Майки часами мог наблюдать за жизнью муравьев, сидя на стуле у большого комода, на котором и установил конструкцию.

Я проверила уровень семян на ферме и досыпала немного из пакетика, лежащего на верхней полке комода. Муравьи не нуждаются в ежедневном кормлении, и меня это радовало. Я налила немного воды в формикарий – эту процедуру также нужно было проводить раз в три-четыре дня, уж с этим я должна была справиться. Напоследок я постучала по стеклу. Не знаю, какой реакции ожидала, может быть, что муравьи встанут на задние лапки и хором скажут: «Привет». От этой мысли я немного повеселела, еще раз окинула