и сам он показался Доллорес до боли знакомым. На нем было коричневое неопрятное пальто, коричневая шляпа и черные перчатки. Одна часть рта у него была зашита нитками, а на правом глазу красовался монокль.

— Уже немало лет живем мы здесь, в уютном этом месте, не зная бед! Я каждый день и час тружусь для счастья каждого из вас, я совершенствую наш город, храню порядок в нем, чтоб каждый здесь имел свой дом и для работы место! Что получаю я взамен? Предательство? Измены? Бегство? И я уже не говорю о нарушениях данных обещаний, хотя есть договора, подписанные вами! Довольно лирики! Теперь повелеваю, преступление налицо! Ждет каторга неблагодарных беглецов, зачинщицу отправят в имение мое, где служба под присмотром ждет ее, изобретатель Пламбершпецкель навсегда лишится глаз, а также навечно будет заключен под стражу, хранительница будет вам в назидание казнена. Обжалованию не подлежит, преступников доказана вина!

Повелитель зачитал приговор, подписал бумаги и скрылся. Всех друзей Доллорес взяли под руки, посадили в повозку и вывезли за пределы поместья. А Доллорес оставалась сидеть на месте, где уже через пару минут пройдет казнь.

— На эшафот! — скомандовал начальник.

Жандармы схватили хранительницу и затащили на помост. К ее рукам и ногам начали цеплять веревки, к которым была прикреплена взрывчатка. И снова все происходило как в дурном сне, слезы текли ручьями из глаз Доллорес, но она не знала, как можно все изменить, да и не могла этого сделать. В какой-то момент ей даже показалось, что она видит саму себя со стороны. Как будто бы часть ее самой начала куда-то улетать. Доллорес начала видеть, как какой-то белый лучик, напоминающий силуэт девушки, летал над эшафотом, где сидела хранительница. Силуэт, поднимаясь все выше и выше, кружился в воздухе, словно балерина на сцене театра, а его движения были настолько плавными и непринужденными, что невозможно было оторвать глаз. Время как будто остановилось, а Доллорес смотрела на лучик, и ее мысли словно улетали вместе с ним. И вот, когда силуэт почти полностью растворился в воздухе, девушка снова вспомнила, что вот-вот казнят ее подругу, но… ей ничего не оставалось, кроме как смотреть и принимать потерю.

Порою, смерть находит человека там, где ждет ее он менее всего. Не так ли? Но участь под названием «смерть», мы знаем сами, ждет каждого из нас. Каждая секунда человеческой жизни слагается в минуты, а минуты в часы, дни неизменно сменяются ночами, превращаясь в месяцы, а затем и в года. И пока течет время, люди проживают свои жизни, сменяясь из поколения в поколение. Кто-то тратит свою столь короткую жизнь на развлечения, теряя свое время в никуда, доживая до старости и умирая никем, а кто-то отдает себя людям и несет в мир свет, не жалея себя и умирая героем. И если у человека можно отнять жизнь, у него нельзя забрать право верить. Верить в добро, верить в любовь, верить в лучшее!

— Ну что, последнего не будет слова? Ха-ха! Оно за мной. Раз… два… три…

Жандармы дернули за веревки, к которым была привязана хранительница, и прогремел взрыв. На эшафоте остался только легкий след от пороха взрывчаток.

— Готово! Парни, увести зачинщицу в поместье!

Доллорес схватили и повели в замок. К работе в таком месте, как поместье повелителя, нельзя было привыкнуть. Вечный мрак, сырость, занавешенные окна, что еще нужно для… несчастья? Куклы, которые работали в поместье, постоянно находились под присмотром. Кто-то вытирал пыль с грязной мебели, кто-то мыл полы и готовил еду, у них не было ни секунды свободного времени. Жандармы постоянно заставляли всех работать, могли бить своих подчиненных и просто зверски над ними издеваться. Каждый день умирала какая-нибудь кукла от невыносимых условий пребывания, ее вскоре просто выкидывали на свалку. На потолке висели огромные люстры со свечками, которые издавали очень тусклый свет, крыша постоянно протекала, и на полу всегда образовывались лужи, на стенах висели очень старые обои, которые уже начинали отклеиваться, и становились видны голые бетонные стены. По поместью постоянно бегали огромные тараканы и крысы, которых Доллорес до жути боялась.

Когда жандармы привели девушку в поместье, ей кинули белый фартук, дали в руку щетки и направили в какую-то комнату, где было невероятно холодно.

— Сегодня твое рабочее место здесь! Тебе нужно избавиться от ржавчины на металле, который здесь разбросан. За работу!

Доллорес принялась за работу и слышала из соседних комнат плач кукол, их крики и просьбы о том, чтобы жандармы прекратили избиения. Девушка занималась своей работой, и мысли ее были только о том, как бы поскорее выбраться из этого места, а в ее глазах постоянно мерцало воспоминание казни хранительницы.

— Привести мне сюда новенькую! Живо! — послышался крик повелителя кукол.

Вдруг дверь комнаты распахнулась, и в комнату, где работала Доллорес, вошел начальник.

— За мной, тебя повелитель вызывает.

Жандарм сопроводил девушку до кабинета повелителя и удалился. Кабинет был совсем не похож на все остальное поместье, в нем было все чисто и ухожено. Стоял диван, покрытый красным бархатным покрывалом, посередине находился большой красивый дубовый стол, на котором лежали стопки каких-то бумаг, чернильница, перьевая ручка, штампы с печатью и очень странная книга в кожаном переплете, на которой было написано «Контракт».

— Ооо, кто это у нас тут? Доллорес! Очень хорошо. Так, мне нужно принести пару стопок бумаги — и побыстрее!

Доллорс стояла и как будто хотела что-то сказать, но не могла. Она молча кивнула головой и молча в сопровождении начальника направилась в канцелярию за бумагами. Войдя в комнату, она увидела пластиковую куклу, которая бесконечно перекладывала какие-то документы с одного места на другое.

— М-мне, пожалуйста, две стопки бумаги, — дрожащим голосом произнесла Доллорес.

Девушка взяла бумагу и направилась к кабинету повелителя. Положив вещи на стол, повелитель тут же дал Доллорес новый приказ.

— Что ж, ты быстро. А теперь принеси мне так же быстро два подноса с пуговицами.

Доллорес так же молча кивнула головой и пошла в швейную мастерскую, где ей выдали два подноса с пуговицами. Вернувшись в кабинет, она отдала подносы, но повелитель ее как будто не замечал.

— Какие еще указания, мой повелитель?

— Прочь уходи!

Доллорес молча развернулась направилась к выходу.

— Хотя нет, постой. Мне кажется, в который раз, а может, нет, что хочешь ты сказать?

— Боюсь я потревожить вас…

— Ну… говори, я слушаю.

Тут у Доллорес словно развязался язык.

— О милости я вас просить хотела. Не для себя, а для своих друзей, они ни в чем