Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На территории Ингушетии уже со второй половины 18 века располагались линейные казачьи станицы: Лермонтово, Вознесеновская, Троицкая, Карабулак, Слепцовская, поэтому со мной в классе учились и сироты из этих станиц с чудными казачьими фамилиями: Мозговая, Маестреенко, Чайкина, Загребельный, Сербин, Вознесенскова. Но превалировали все же «репресированные» сироты — помню фамилии некоторых из них: Борис Карохоев, Алик Укуров, Уйгумов Шаму- чеченцы; Боков Ахмед, Баркинхоев Шамиль, Энгиноев Исса, Бекбузаров Магомед, Кузигов Борис, Руслан Цычеев — ингуши типа того. Еще две двоюродные сестры — Аза и Пайзат Хучубаровы из Средних Ачалуков, да еще одна девочка Фаина, больше никого не могу вспомнить. А всего учеников в классе было сорок один. У Пайзат мамы не было, а отец тяжело болел и умирал от онкологии. Мама моя хотела ее удочерить, посоветовалась по этому поводу с папой, но он согласия не дал. Училась она на «отлично» и школу окончила на золотую медаль. Поступила в Ростовский государственный технологический университет, но на третьем курсе, неожиданно для всех, покончила с собой — повесилась в комнате общежития. Мне об этом Алик Укуров рассказал при случайной встрече в аэропорту Мин. Вод. Вера Хубецова по окончанию школы вышла замуж за местного ингуша Казбека Бокова, но не совсем удачно, ибо ее муж стал рецидивистом и постоянным клиентом тюрем и колоний. Следы Олега Наниева затерялись, и более я никогда его не встречал. Что касается Кусова Марата и его младшего брата Валеры, то их мама после развода с осетином Кусовым вышла замуж за ингуша Яндиева — директора школы в селении Пседах. Оба брата впоследствии добровольно сменили фамилию Кусовых на Яндиевых, а также поменяли свою национальность осетин на ингушей. В дальнейшем они поступили в наш Орджоникидзевский Горский сельскохозяйственный институт, и больше я с ними не встречался. Слышал, что они могли свободно изъясняться на ингушском и осетинском языках. А еще я случайно узнал, что впоследствии они снова сменили фамилию на мамину и вновь стали осетинами.
Учился со мной в классе добрый русский мальчик Юра Загребельный, его родители были терскими казаками из станицы Слепцовской, но, когда ингушей вернули, его семья переехала на Дальний Восток. Проживали они в поселке, где — то под Владивостоком. У него был еще старший брат Коля и красивая — сестра Настя. Однажды он вдруг поведал мне, как его мама убила топором своего мужа — отца Юры, и закопала в подвале дома. А дом был в том поселке, где они жили на Дальнем Востоке. Я передал его рассказ папе. Он внимательно выслушал меня и сделал запрос на Дальний Восток в поселок, где раньше проживали родители Юры Загребельного. Милиция действительно обнаружила в подвале останки мужчины, о чем они сообщили моему отцу. Мать Юры была арестована и отправлена на Дальний Восток, где ее осудили на двенадцать лет.
Территория Ингушетии после ликвидации Чечено- Ингушской АССР в 1944 году вошла в состав Северной Осетии как Назрановский район. Но после возвращения ингушей начался массовый отток осетин и русских обратно в Северную Осетию, а те осетины, что остались пока на местах, не имели возможности на скорый переезд — не было жилья и работы по специальности. В основном все жители в Малгобекском районе работали в нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей отраслях. А в недрах Северной Осетии нефти не было, и, естественно, не было нефтеперерабатывающих заводов. Многие из них, несомненно, переехали со временем в Осетию, определившись с жильем и местом новой работы.
Через год папе выделили трехкомнатную квартиру в Новом городе в трехэтажном доме по адресу улица Ленина, дом 63А, кв. 3, находившемся в центре города рядом с котельной. Котельной заведовал веселый татарин Семигулин, перебравшийся с семьей из Самары в Малгобек, поэтому зимой у нас всегда было жарко, и форточки были все время открытыми. Слева от нашего дома находилась большая территория детского сада, огороженная высоким кирпичным забором, а рядом располагался такой же жилой трехэтажный дом, как наш. Справа возвышались три огромных пятиэтажных корпуса, имевшие по три подъезда, с благоустроенным общим двором: детские площадки, столы со скамейками, круглые беседки для отдыха. До интерната теперь мне можно было дойти за пять минут. На обратной наружной стороне одной из «пятиэтажек» располагался ресторан, где подвыпившие ингуши частенько устраивали поножовщину, и нередко со смертельным исходом. Днем в нашем общем дворе всегда было спокойно — мамы сидели в беседках, дети играли на площадках, пенсионеры «резались» в домино.
Соседи по нашему дому были разные: на третьем этаже жила чеченская семья Музраевых. Хозяин в гневе выгнал жену— за супружескую неверность, а детей — Хусейна и Муслима, воспитывал один, работал он на нефтяной вышке в Лермонтово. Мне кажется, что он был хорошим человеком, хотя казался слишком замкнутым. Его бывшая систематически приходила пообщаться с детьми и все пыталась выпросить у мужа прощение, но он был неумолим. Рядом на площадке- семья Картоевых с двумя взрослыми детьми — Олегом и Фатимой, супруга русская. После трагического землетрясения в Ташкенте очкарик Олег уедет восстанавливать столицу Узбекистана и случайно погибнет там в автокатастрофе. На втором этаже жила еврейская семья — Александр Васильевич, его жена и их двое несовершеннолетних детей. Он преподавал музыку в музыкальной школе по классу «баян», а в интернате руководил хором. Человек он был абсолютно безвредный, но любил выпить. Компанию ему обычно составлял наш учитель труда — Владимир Петрович, но через год он женился на казачке из Ардона, и вскоре они переехали в Северную Осетию. На одной площадке с Александром Васильевичем проживала еще одна странная молодая молдавская семья, непонятно каким образом оказавшаяся в Чечено- Ингушетии. На первом этаже справа от нас семья ингушей Зауровых с тремя ребятами — Колей, Тагиром и Бесланом, с ними