Вот в такой интернациональной обстановке мы и жили. Однако в 1963–1964 годах в стране резко ухудшилось продовольственное снабжение населения, коснулось оно и нашего Северо — Кавказского региона. В хлебные магазины потянулись очереди, часто его вообще не было в продаже. Однажды мы с мамой стояли в очереди, и нам не хватило хлеба, мама громко сетовала, что дети сегодня останутся без хлеба. А вечером в двери к нам негромко постучались, и когда мама пошла открывать, то увидела на пороге ингуша Мальсагова — он проживал недалеко от нас. В руках он держал пакет из газеты и протянув его маме, объяснил, что сегодня стоял в очереди и слышал все, о чем она говорила. Он принес нам полбуханки хлеба и очень просил взять его. Вечером, когда пришел отец с работы, мама рассказала ему о случившемся. Папа объяснил маме, что этот Мальсагов не ряженный, а действительный фронтовик, воевавший под Сталинградом в звании старшего лейтенанта и получивший там тяжелое ранение и контузию. Его в госпитале выходила русская медицинская сестра, которая впоследствии стала его женой. У него три взрослые дочери и сын. Двое из дочерей учатся у нас в Орджоникидзе в медицинском институте. За участие в боевых действиях награжден двумя орденами. А еще через месяц после описанных мной событий с должности генерального секретаря был снят Никита Хрущев — клоун и авантюрист. Это мой папа так его назвал. Перебои с хлебом прекратились.

В начале пятидесятых в Малгобек из Бугуруслана переехал Хазби — единственный из оставшихся в живых братьев моего дедушки. У Хазби было три взрослых сына: Хаир, Хасан и Аслан. Жили они в трехкомнатной квартире на втором этаже двухэтажной «сталинки». Жена Хазби, урожденная Дзарахохова, была родом из Нижнего Бирагзанга, что рядом с Алагиром, а звали ее Маруся. Мы довольно часто ходили к ним в гости, к тому времени сыновья Хазби покинули отчий дом и разъехались кто куда. Хаир женился на местной девушке Морозовой, и они переехали жить в Актюбинск Казахской ССР. У них родились сыновья Костя и Валера. Сейчас Кости нет в живых, он умер месяц назад в Калининграде на руках у своего сына Сергея от сахарного диабета. Валера окончил Самаркандский кооперативный институт и долгое время возглавлял ресторан Актюбинского аэропорта. В 1995 году вместе с женой немкой он навсегда покинет Россию, переехав на постоянное место жительства в Германию. Он живет в Мюнхене с супругой под фамилией Шмидт. Здесь же в Казахстане трудился на целинных землях Хасан. Самый младший сын Хазби Аслан поступил в Актюбинский государственный медицинский институт.

Когда мы переехали в Новый город, Хазби или «деда» — так мы обращались к нему, уже не работал нефтяником. Выйдя на пенсию, он освоил новую профессию — заведующего городским рынком. Рано утром, когда женщины выходили торговать на рынок зеленью, овощами, фруктами и другой всячиной, дед раздавал талоны — разрешение на продажу ими своего товара и взимал налог на продажу. Иногда по субботам и воскресеньям он обучал нас, осетинскую детвору, стрельбе из малокалиберной винтовки. Деда уводил нас за город и перед стрельбой всегда проводил тщательный инструктаж — как заряжать винтовку, как целиться в мишень, учил стрелять лежа, с колена и стоя. Мишенями были стеклянные бутылки и жестяные банки. Очень редко к нам присоединялся папа, разрешая сделать каждому из нас по три выстрела из своего пистолета Макаров.

С пистолетом отец практически не расставался и даже когда ложился спать, клал его под подушку. И на это были веские основания. Как — то вечером мы всей семьей смотрели телевизор — показывали новый югославский фильм «Козара», когда я вдруг заметил, что кто- то смотрит на нас из открытой форточки. Тихо доложил об этом отцу на осетинском языке, он ответил мне, что также видит его и предупредил всех, что сейчас будет стрелять из своего табельного оружия. В ту же секунду раздался выстрел. Папа не хотел его убивать и стрелял на десять сантиметров правее от его головы. Наблюдавший за нами ингуш от неожиданного выстрела свалился вниз на землю с двухметровой высоты, а затем, петляя как заяц, стремительно побежал и скрылся за соседним домом. Я хорошо рассмотрел его — мужчина лет тридцати, худощавый с залысинами. Доложил свое мнение отцу, он кивнул головой в знак согласия. Я еще подумал, что никогда ранее не видел и не встречал его на улицах нашего города.

Усиление негатива я и брат прочувствовали на собственной шкуре. Как- то мы купались на пруду в парке, когда к нам подошла группа местных ребят старше нас по возрасту на три- четыре года. Они беседовали между собой на ингушском языке, разговор шел о нас, вернее, вначале о нашем отце — следователе, который посадил дядю Муссы — двоюродного брата его отца. Затем стали обсуждать нас, и, судя по всему, были прекрасно осведомлены, что мы сыновья следователя — осетина. Ну а затем они нас жестоко избили, что даже проходивший мимо мужчина вмешался, но, когда узнал кто мы, молча пошел своей дорогой. Естественно, рассказали отцу о происшедшем, но подобные случаи имели место все чаще. Когда я выходил за пределы своего квартала, всегда происходили приключения, как будто кто- то намеренно управлял ситуацией с последующей провокацией. Обязательно подходил какой- то старший из местных парней и заставлял драться с кем- нибудь из их компании. Происходила жестокая драка, я избивал представителя, а затем получал подлый удар кулаком по лицу от любого старшего этой группы негодяев. Но однажды поведение местных дегенератов перешло все границы дозволенного. Началось все по старой схеме, как всегда, старшие заставили меня драться с какими- то незнакомыми ребятами. За каких- то пять минут я переломал челюсти и носы троим, когда внезапно получил сильнейший удар по левому локтевому суставу деревянным бруском. Левая рука мгновенно повисла, наверное, удар пришелся по нерву. А против меня с бруском в руках стоял разъяренный абориген со сломанным носом и огромным желанием раздробить мне голову этой дубиной. Закон драки явно был нарушен, однако никто из окружавшей нас толпы не осуждал держателя деревянного подспорья. В сложившейся ситуации терять было нечего. Бросившись резко в ноги, правой рукой выхватил их на себя, одновременно резко толкнув его левым плечом в корпус. Взгромоздившись ему на грудь, здоровой правой рукой превращаю его лицо в месиво. Вытерпеть поражение своих трех бойцов толпа не могла. Я вдруг почувствовал