Руслан Илаев

Вехи прожитой жизни

Детство

Я родился в городе Алагире Северо- Осетинской АССР девятого марта 1954 года. Ровно за год до моего рождения — девятого марта 1953 года хоронили Сталина. Мама впоследствии рассказывала, что папа плакал, как и миллионы советских людей, когда объявили о смерти Сталина. Я очень любил отца, поэтому, когда вырос, стал интересоваться личностью и учением Сталина и в конечном итоге тоже стал убежденным сталинистом. Но об этом подробнее расскажу позже.

Когда я появился на свет божий, в нашей семье был уже мой брат Тимур, старше меня на один год и два месяца. Мама была родом из селения Суадаг, оно расположено в шести километрах от Алагира на правом берегу реки Ардон. А еще, кроме нее, в семье были трое младших — два брата и сестренка. Ее отец — мой дедушка — был расстрелян в 1937 году по обвинению в антисоветской деятельности. До расстрела он руководил в колхозе полеводческой бригадой. Маме шел тринадцатый год, когда пришли арестовывать Батырбека Темуркановича. Арестовали его одиннадцатого октября. Рано утром приехали двое верховых из Алагирского НКВД, два молодых старших лейтенанта Мулухов и Каболов. Их в Суадаге хорошо знали, потому что их мамы до замужества проживали в том же селе, и фамилии у них были одинаковые с дедовской- Бритаевы. Через две недели — двадцать пятого октября его расстреляли в подвале Алагирского НКВД. Таким образом он разделил судьбу трехсот «врагов народа из Алагирского района».

Мама моя очень тяжело переживала смерть отца. До конца жизни она не могла спокойно говорить о дне его ареста. Так семья моего репрессированного деда стала семьей «врага народа», и с этим тяжким грузом бабушка продолжала работать учительницей в Суадагской школе. Нелегко пришлось ей после этого.

Но это еще не все, каждую субботу мама и бабушка варили курицу и пешком отправлялись в алагирскую тюрьму, где передавали варенную курицу надзирателю для «Бритаева Батырбека», затем забирали подштанники арестованного на стирку и отправлялись восвояси. В следующую субботу все повторялось по установленному алгоритму. Так продолжалось полгода. Но ведь Бритаев Батырбек, как потом выяснилось, постановлением Тройки НКВД был расстрелян через две недели после ареста! Выходит, что каждую субботу мама с бабушкой кормили варенной курицей благодарных надзирателей, да еще и стирали еженедельно их грязные подштанники. Самое постыдное и позорное в этой истории заключалось в том, что все эти отребья были осетинами.

Тяжело без мужчины в доме поднимать четверых несовершеннолетних детей. До замужества бабушка проживала в соседнем селе Цаликово — на осетинском — Пысылмонхъæу, сейчас оно Новое село называется или Ногхъæу. Звали мою бабушку в девичестве Леска. У ее отца Биска Сокаева было пять дочерей и был он весьма зажиточным, судя по наличию торговой лавки. Однажды ночью, в 1917 году, к ним в дом постучались. Биска пошел посмотреть на позднего гостя, но, когда открыл двери в воротах, получил пулю в лицо из нагана. После его смерти младший брат взял на себя ответственность за судьбу его дочерей. По мере того, как им исполнялось восемнадцать лет, он их поочередно выдал замуж.

Первой в 1923 году отцовский дом покинула старшая Леска, ее выдали в Суадаг за Батырбека Бритаева, бывшего поручика царской армии. Он был старше бабушки на шестнадцать лет. Служил при царе в Сибири, там женился на местной учительнице. У него было четверо детей, когда к нему приехали его младшие братья и передали волю его отца — вернуться домой. Русская жена Батырбека ехать в Осетию категорически отказалась и детей не позволила забрать, предполагая, наверное, что этим удержит его от переезда, и он останется. Но просчиталась — Батырбек с братьями вернулся на малую родину. Ему исполнилось тридцать четыре года, когда он женился на восемнадцатилетней Леске Сокаевой.

Много позже мы узнали, что причиной ареста Батырбека Темуркановича стал донос, написанный одной служащей Алагирского районного отдела народного образования (РОНО). У этой учительницы был двусторонний коксартроз с рождения (врожденный подвывих тазобедренных суставов), она хромала на обе ноги. Этот дефект вызвал у нее чувство обостренного самолюбия, и за неуместную шутку в ее адрес мой дедушка поплатился жизнью. Весной 1937 года в Суадагской школе сделали кувд по случаю празднования Дня учителя, присутствовали и служащие РОНО из районного центра. Хозяева и присутствующие высокие гости ели, пили и танцевали. Среди приглашенных был и мой дедушка, он неплохо играл на скрипке и аккомпанировал женщине, которая великолепно исполняла осетинскую танцевальную музыку. Но Батырбек и танцевал неплохо, и когда его «вытолкнули» в круг, он вдруг увидел напротив себя гостью из Алагира. Гармонистка начала играть танец «Приглашение», но как бы эта женщина ни старалась, кроме как жалость ее танцевальные движения ничего другого не вызывали. Батырбек никак не мог попасть с ней в такт и через минуту остановил эти мучения фразой: «Девушка, что- то у нас танец с тобой не получается. Думаю, проблема в моей нетрезвой голове, или же в твоих ногах». А через пять месяцев его арестовали. Да и не он один пострадал от нее, своими доносами она умертвила более тридцати человек в районе, вошла во вкус, как говорится. Но в 1942 году, когда Алагир заняли фашисты, правда, ненадолго, ее настиг закон бумеранга: в гестапо на нее посыпались доносы пострадавших родственников о том, что она фанатичная коммунистка. За что и была казнена — ее то ли расстреляли, то ли, может быть, повесили.

Однако история с семьей расстрелянного Батырбека Бритаева на этом не закончилась. Однажды зимним вечером 1968 года в двери Лески кто- то настойчиво постучался, когда домашние открыли дверь, то увидели односельчанина — сына того самого Каболова, что арестовал с Мулуховым ее мужа. Парень, поздоровавшись, обратился к Леске:

— Меня папа прислал, очень просит тебя, Леска, прийти для какого-то важного сообщения. Сам он прийти не может, постельный больной, у него онкология и он постоянно нуждается в постороннем уходе. Леска молча оделась и в сопровождении старшего сына Жоры вместе с посыльным они втроем отправились к Каболовым. Когда вошли к умирающему, тот заметно оживился в постели и предпринял безуспешную попытку хотя бы сесть перед женщиной, но, не имея сил на это, извинился за свою беспомощность. Затем попросил ее присесть рядом, на стоящий у кровати стул:

— Леска, я умираю, однако твой покойный муж Батырбек