Она забавно фыркнула, и он почувствовал, как Лейни повернулась к нему лицом.

— Из того, что я знаю о знаменитостях, делить постель с незнакомками — достаточно распространенная практика. Однажды я наблюдала, как Ланс Кабрерро выходил из одного и того же клуба с новой женщиной каждую ночь целую неделю подряд.

— Ну, я не Ланс Кабрерро, — жестко сказал Эш. Ланс был ублюдком, и сравнения с ним хватило, чтобы остудить неожиданно вспыхнувшую в нем потребность.

— О, это знает каждый, кто когда-либо смотрел церемонию награждения. Ты побеждаешь его каждый раз, — легкомысленно отозвалась Лейни, и, как ни странно, это прозвучало как одобрение характера Эша.

— Вот видишь, это именно то, о чем я говорю. — Он тоже перевернулся, отыскивая в темноте ее лицо. — Ты знаешь все эти странные подробности о моей жизни, а я ничего не знаю о твоей.

— Тебе не кажется, что ты знаешь достаточно? В конце концов, я все еще папарацци, лгунья и пиявка.

Лейни произнесла это бесстрастно, но разговаривая в темноте, словно высветила каждый словесный нюанс. Эш едва мог видеть ее, но слышал каждую заминку в ее дыхании, и он не ошибся. Она обиделась раньше.

— Мне жаль, Лейни. — Он замешкался, желая увидеть ее лицо. — Я вел себя как мудак. Ты права, я никогда не думал о тебе как о человеке, и это паршиво. — Она снова сдвинулась, и ее пальцы коснулись его пальцев, как мягкий упрек. — Может, пока мы здесь торчим, то сможем игнорировать реальность? — Эш протянул руку, гоняясь за ее пальцами, и нашел руку Лейни, на этот раз прикосновение было осознанным. — Мы можем начать все сначала? Пожалуйста?

Внутренний голос твердил Эшу, что это может быть ошибкой. Игнорирование реальности не меняло того, что в конце концов им придется к ней вернуться, но слова, вылетавшие из его рта, казались правильными, и вместе с ними уходила часть его напряжения. На мгновение Лейни замолчала, но потом он почувствовал, как она обхватила его пальцы и сжала.

— Ладно. Что ты хочешь узнать?

* * *

Лейни твердо знала, что попала в Сумеречную зону. Она не только делила постель с Эштоном Скоттом — Эштоном Чертовым Скоттом! — он извинялся за то, что ранил ее чувства, и искренне просил рассказать о ней побольше.

Она пыталась сохранить спокойное дыхание, ожидая, пока он задаст вопрос, снова и снова напоминая себе, что все это на самом деле ничего не значит. Неважно, что теперь она знала, что от него пахнет древесным дымом и маслом чайного дерева, и какие горячие и твердые у него бицепсы. Неважно, что каждый раз, когда он произносил ее имя этим низким, грубым голосом, она чувствовала дрожь, пронзавшую ее до глубины души. Это не имело значения, потому что, хотя он и предлагал им на время игнорировать реальность, Лейни знала, что та все равно будет рядом, ожидая, чтобы укусить ее за задницу.

— Расскажи мне о «Принцессе-невесте», — сказал он наконец, и Лейни так удивилась, что рассмеялась.

— Что?

— Ты действительно испанка? Или просто любишь этот фильм?

Она подумывала сказать Эшу, что ей просто понравился фильм, но другая ее часть, возможно, более одинокая, подтолкнула к тому, чтобы рассказать ему правду.

— Мне в самом деле нравится фильм, но да, я наполовину испанка, или на три четверти? Мой отец оттуда. Мой дед тоже. Он встретил мою бабушку во Франции во время Второй мировой войны. Он был беженцем из Испании, она работала медсестрой. Любовь с первого взгляда, все очень романтично. Потом моя мама встретила моего отца, когда гостила в Испании у родственников летом после окончания колледжа. — Она нахмурилась, поняв, что ее мать была немногим моложе, чем Лейни сейчас. Возможно, именно поэтому ее мама так быстро и так слепо влюбилась в отца Лейни — молодость и наивный оптимизм, которого Лейни никогда не позволяла себе.

— Ты говорила серьезно, когда клялась матерью, — тихо, почти нежно сказал Эш. Он не спрашивал, и она сомневалась, что Эш вообще видит ее в темноте, но все равно кивнула, ее грудь сжалась, как всегда, когда Лейни думала о маме.

— Она погибла в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать. — Через несколько месяцев исполнится десять лет, но сердце Лейни все еще не переставало болеть.

— Мне так жаль, Лейни. Это ужасно, — голос Эша звучал серьезно и искренне, и на мгновение ей стало трудно дышать. В горле образовался комок, а глаза защипало. Она плотно закрыла их, втянула воздух и вытолкнула все это прочь. Она не могла зацикливаться на прошлых горестях; слишком занята преодолением нынешних. Потеря матери только усилила ее решимость не потерять тетю. Что бы не потребовалось, для обеспечения ее Тие лучшего медицинского ухода на планете, Лейни, черт возьми, это сделает.

— Я говорила тебе, смерть несправедлива. Мы просто должны сосредоточиться на том, что ждет нас впереди.

Она думала, что он станет допытываться, снова спросит, о ком она заботится или об отце, который перестал выходить на связь с Лейни, как только умерла ее мать, но Эш снова ее удивил, полностью сменив тему.

— А что впереди у Элейны Руис-Ортега?

На самом деле, ответ сводился к тому, что впереди ее ждет все то же старое дерьмо. Фотосъемки, счета, помощь младшим кузенам, еще больше счетов, смены в семейном ресторане, надежда на несколько часов сна, и все это снова и снова. Мрачная картина, вот почему Лейни обычно выбирала объектив с более коротким фокусом: следующая минута, следующий час. Это все, что она могла позволить себе, и только это собиралась дать мужчине рядом с ней.

— Сон в большой, теплой кровати, возможно, вечно или, по крайней мере, пока не растает снег.

— Ну же, и это все? — подтолкнул Эш, как будто действительно хотел услышать о ее скудных планах.

— Да брось ты! Я только что рассказала тебе о своей трагически погибшей маме. А это уже другой уровень общения. Самое личное, что знаю о тебе, это то, что ты впервые поцеловался на колесе обозрения. Что, кстати, очень банально.

— Ты читала это интервью? — спросил он, и Лейни почему-то почувствовала, как запылали ее щеки. Меньше всего Лейни хотелось, чтобы он подумал, что у нее в спальне есть какая-нибудь странная, жуткая святыня с его изображением.

— Я читала все твои интервью. Если хочешь быть хорошим папарацци, узнай лучше свой объект, — сказала она совершенно искренне и почувствовала облегчение, когда Эш слегка раздраженно хмыкнул.

— Конечно, конечно.

— Почему бы тебе не рассказать