ни дня, чтобы я не обходил все свои владения в загробном мире в поисках… этого человека. Он жив.

Мы с охотниками переглянулись. Они лицами выражали полнейшее недоумение.

— В смысле, есть ещё один бессмертный? Только на в загробном мире, а здесь, в нашем мире? — уточнил я.

— Возможно… Не знаю.

— Хорошо. А что ты тогда знаешь? Как мне его искать-то? За что цепляться?

Кощей опять сделал долгую и нудную паузу. Складывалось впечатление, что он мучительно борется с собой. Ему не хотелось открываться мне, однако никто, кроме меня, видимо, помочь не мог.

— Мы подружились, когда были детьми, — выдал он ещё один кусочек важнейшей информации. — И я всегда был уверен, что когда вырастем — она будет принадлежать мне.

— А. Она… — протянул Егор.

Мне тоже сразу сделалось понятнее. Так бы сразу и сказал, мол, есть одна тян. А то развёл таинственностей.

— Мы были слишком разными, — продолжала голова. — И это видели все, кроме меня. Она чуралась людей, зато дикие звери и птицы слушались её так, будто она была одной из них. С детства уходила в леса. Одна, без страха, ничего с собой не брала. И всегда возвращалась живой и здоровой. Когда через день, когда через неделю. Родители бранили, наказывали — всё одно убегала.

До меня начало доходить, но я не перебивал из вежливости. Пусть уже выскажется.

— А я рос совсем другим. Война и власть — вот от чего кипела кровь у меня в жилах. И однажды я стал великим правителем. Вернулся в родное поселение разыскать её, но не нашёл. Она исчезла для меня навеки.

Поскольку череп замолчал, я счёл возможным вмешаться.

— А звали эту девушку, часом, не Леськой?

— Да… — протянул Кощей, всё ещё погружённый в воспоминания. — Лесьяра… Что? Откуда ты знаешь⁈ — Голова едва не подпрыгнула, тело в цепях затряслось, будто в судорогах.

— Да так, познакомились случайно, — вздохнул я. — И что, ты с ней поговорить хочешь? И только?

Никакой мимики у черепа, понятное дело, не было, но я чувствовал: отчаянно борется с собой. Шутка ли — тысячи лет человека искать и вдруг узнать, что искомое — на расстоянии протянутой руки. Правда, руки связаны цепью, а туловище отделено от головы, но то уже детали.

— Да, — наконец, выдавил Кощей. — Дашь нам поговорить — и потом я расскажу тебе всё, что угодно.

* * *

За рождественским ужином я сидел задумчивым. Ел, впрочем, с аппетитом — на этот процесс задумчивость никогда не влияла. И запивал тоже — со всем уважением к производителю напитка, тётке Наталье. Однако полностью расслабиться и отдаться течению праздника не получалось, хоть тресни.

Может быть, потому, что в подвале на закрытой половине лежало закованное в цепи тело Кощея. Может, потому, что его голову я запер в сейфе у себя в башенке. Может, потому что надо было искать лесовичку. Леську, Лесьяру — как бы она там себя ни называла, — а каким образом, не очень понятно. А может, потому, что сердце Кощея нарезает круги по орбите…

Вот ведь как интересно всё складывается. Хоть загадку сочиняй, только хрен кто угадает: тело в подвале, голова в башне, а сердце по небу летает. Офигеть. Надо запомнить. С этой загадки, пожалуй, начну разговор с Леськой. Известно ведь, что девушку для начала нужно заинтриговать. А как её разыскать… Да, пожалуй, тоже ничего сложного.

Подумав так, я повеселел. Оглядел сидящих за столом. Все мои домашние тут. Тихоныч, тётка Наталья, Маруся, Данила с Груней. В сторонке, в кресле — Терминатор со спящим младенцем на руках. Тётка Наталья долго сокрушалась, что Терминатора в рождественскую ночь нечем угостить. Находчивый Данила предложил берёзовый дёготь — местный аналог машинного масла. Тётка Наталья постаралась от души. Терминатор почернел и распространял на всю столовую чудесный аромат. Егор, Земляна и Неофит разбежались навестить родню, Захар подался к Марфе в Поречье. Рождество, говорят, семейный праздник. А моя родня — вот она, вся при мне.

— Ну что, друзья, — сказал я. Встал и поднял кубок с вином. — Поздравляю всех с наступившим Рождеством! Мне с вами хорошо. Надеюсь, и вам со мной неплохо.

— С Рождеством! — воодушевленно отозвалась родня.

Кубки сдвинулись. Терминатор отсалютовал спящим младенцем. Расчувствовавшаяся тётка Наталья утирала слёзы, Маруся бросилась меня обнимать. А во входную дверь постучали. Громко. Копытом.

— Хозяин! — долетел с улицы трубный глас. — А Рождество уже наступило?

— Лошадка! — всплеснула руками Маруся. — Одна там на конюшне, бедненькая! Как же это мы про неё забыли?

И бросилась открывать дверь.

— Про неё забудешь, — вздохнул Тихоныч. И вопросительно посмотрел на меня.

Я махнул рукой. Ну, подумаешь — тварную кобылу в дом привести. Что она, не человек, что ли? Римлянин какой-то, мне рассказывали, коня в сенат притащил, сенатором назначил — и то ничего. Хотя вряд ли это на Рождество было. А у нас тут семейный праздник, в конце концов.

В дверной проём Тварь вписалась. Ну, почти. Подумаешь, вынесла на себе часть дверной коробки — ерунда, право слово. Зато пол под копытами не провалился, хоть и стонал на все лады.

— Если Рождество уже наступило, то должны быть подарки! — остановившись на пороге столовой, объявила Тварь. — Где?

В столовую она бы уже точно не пролезла. Только башку просунуть смогла. И эта башка с укором посмотрела на меня.

— Под ёлкой, лошадушка, — сказала Маруся. Погладила Тварь по спутанной гриве. — Подарки — они всегда под ёлкой.

— Под ёлкой⁈ — изумилась Тварь. — Это, что же — в лес идти? Ночью?

Маруся рассмеялась.

— Да нет! Ёлка — здесь, в гостиной стоит. Идём скорее!

Прошмыгнула под башкой Твари и выбралась из столовой. Башка из дверей немедленно исчезла.

Мы все тоже, не сговариваясь, пошли за Марусей. Увидели, как она распахнула двери в гостиную.

Посреди тёмной, неосвещённой гостиной стояла ёлка, украшенная самодельными игрушками. В ветвях горели крошечные свечи. Под ёлкой, в искусственном снегу из ваты лежали свёртки, перевязанные лентами — подарки. Запах хвои смешивался с запахом воска и ароматами, доносящимися из кухни.

Ощущение праздника. Всё, что я до сих пор о нём знал — на отсутствие этой штуки принято жаловаться. Где-то с начала зимы и до Нового года. Потом уже смысла нет, сочувствовать не будут. Поэтому крайне важно успеть заранее объявить всему миру, что у тебя нет новогоднего настроения. Если оно вдруг есть, то лучше помалкивать, уважать перестанут.

Самому мне всю дорогу было категорически плевать на любые настроения, я понятия не имел, есть у меня новогоднее или нет. Должно