а) Примитивная и современная демократия

Перейдем теперь к вопросу о демократии. Почему я ее отстаиваю? Троцкий отвечает на это следующим образом:

«Теоретическое ренегатство Каутского именно в том и состоит, что он, признавая принцип демократии абсолютным и неизменным, пошел назад от материалистической диалектики к естественному праву. То, что марксизм считал движущим механизмом буржуазии, и что должно было быть лишь временно политически использовано пролетариатом для подготовки революции, — то Каутский объявляет высшим, надклассовым основным законом, которому должны быть подчинены все методы пролетарской борьбы». (Стр. 28.)

«Принципы демократии — суверенитет народа, всеобщее и равное избирательное право, свободы — все это у Каутского окружено ореолом этического долженствования. Они абстрагируются у него от своего исторического содержания и представляются непоколебимыми и священными сами по себе». (Стр. 24.)

Доказательств этого моего «метафизического грехопадения» Троцкий не дает. Он не приводит ни одной строки из моих сочинений, которая доказывала бы, что для меня демократия является «категорическим императивом», абсолютным этическим долженствованием, требованием «естественного права».

Троцкий, очевидно, полагает, что он приводит «доказательства», когда, говорит, например, следующее:

«Чувствуя под своими ногами колебание исторической почвы в вопросе о демократии, Каутский переходит на почву нормативной философии. Вместо того, чтобы исследовать, что есть, он занимается рассуждениями о должном».

Оказывается, что рассуждать на тему о том, что должно делать, могут только те, кто стоит на почве абсолютного «этического долженствования». Но если так, то как быть тогда с социалистами всех школ, с Марксом и Энгельсом, да и с самими Лениным и Троцким? Можно ли быть социалистом, ограничиваясь исследованием того, что есть, и не выставляя программы того, что должно быть? Ведь и самая коммунистическая диктатура повсюду, за исключением России, является лишь «должным», а не сущим. Наконец, и в самой России, где большевики создали государство по своему плану, они не удовлетворяются исследованием того, что есть, но и весьма решительно указывают, что должно быть. Правда, их представления о должном не очень долговечны. Они меняются у них каждые несколько месяцев. В настоящий момент (июнь 1921 г.) Ленинские устремления направлены на создание в России капитализма, мирно уживающегося с идущим ему навстречу большевизмом.

В виду того, что Троцкий ни разу не пытается обосновать свое обвинение против меня, то я мог бы совершенно спокойно его и не касаться.

Но, к сожалению, и в социалистических рядах встречаются люди, которые, подобно Троцкому, не знают другого обоснования демократии, кроме естественно-правового. Поэтому, полезно внести некоторую ясность в этот вопрос.

Насколько я далек от того, чтобы обосновывать демократию этически или с точки зрения естественного права, видно из того, что еще около 30 лет тому назад я делал различие между первобытной демократией, соответствующей отношениям древности, и современной демократией, возникающей одновременно с современным промышленным капитализмом.

В последний раз я рассмотрел этот вопрос в ряде статей, появившихся в мае и июне 1917 года в «Neue Zeit», а затем вышедших отдельным изданием под заглавием «Освобождение национальностей»[10].

В этих статьях я, в связи с ожидавшимися тогда мирными переговорами, рассматриваю отношение социал-демократии к лозунгу национального самоопределения, который Кунов и другие ядовито высмеивали, как проявление «мелко-буржуазной идеологии». (См. брошюру Кунова «Крушение партии», 1905 г., стр. 33.)

Общего вопроса о демократии я там коснулся только в самых общих чертах. Тогда, весною 1917 г. большевизм еще сам не познал своей анти-демократической сущности, и демократия всеми социалистами считалась чем-то самоочевидным.

Этим, очевидно, объясняется, что различию между первобытной и современной демократии не придавали должного значения, а между тем оно мне кажется крайне плодотворным.

В настоящее время, когда вопрос о демократии стал в среде социалистов предметом горячих споров, настоятельно необходимо уяснить себе это различие между первобытной и современной демократии. Из него со всей отчетливостью вытекает необходимость демократии.

Я считаю, поэтому, полезным перепечатать здесь отрывок из моей работы: «Освобождение национальностей». В ней я в 1917 г. дал ответ на критику Троцкого 1920 г.

Там говорится следующее:

«Гл. 2

Первобытная демократия

Социал-демократия, как партия международная и демократическая, всегда отстаивала право наций на самоопределение. Но подобно тому, как сама социал-демократия является продуктом особых исторических условий и не может развиваться там, где эти условия — капиталистические отношения производства — отсутствуют, — так и самоопределение наций связано с определенными историческими условиями. Оно имеет различный смысл у различных народов, — да и у одного и того же народа — в разное время.

Поэтому, правильно поступают те, кто возражает против единообразного применения права на самоопределение ко всем народам. Но совсем неправильно обращать этот аргумент против нас, так как именно мы всегда и боролись против такого рода шаблонов.

Со времени моей книги о „Парламентаризме и социал-демократии“, появившейся в 1893 г., я всегда указывал на различие между современной и первобытной демократией. Оно имеет решающее значение для понимания тех форм, в которые при определенных исторических условиях может вылиться национальное самоопределение. А стало быть, оно очень важно и для мирной программы социал-демократии. Поэтому, прежде, чем перейти к дальнейшему, необходимо еще раз вкратце на нем остановиться.

Человек, по своей природе, не только социальное, но и демократическое существо или, правильнее говоря, — стремление к демократической деятельности является одной из сторон его социальной природы, которую он унаследовал от своих животных предков.

Существование и благополучие каждого отдельного человека зависят от существования и благополучия общества, в котором он живет. Каждый человек, поэтому, в высшей степени заинтересован в успешном ходе общественных дел; он следит за ними, пытается на них влиять. При этом отдельные личности, по крайней мере, одинакового пола и одинакового возраста — первоначально почти совершенно равны между собою. Правда, между ними имеются естественные различия: одни сильнее и умнее других и имеют, благодаря этому, большее влияние на общество. Но эти различия в условиях первобытного общества колеблются в очень узких пределах. Все живут в равных условиях; средства производства и оружие просты и могут быть легко добыты или изготовлены каждым; никто не может приобрести знаний, которые надолго были бы скрыты для других; никто по может заставить другого служить себе и увеличивать свои собственные силы за счет чужих. Как бы велик ни был авторитет того или иного отдельного человека, благодаря его личным заслугам, он все-таки целиком зависит от общества; последнее значительно сильнее его, никто не может приобрести власть над ним, всякий должен ему служить, оно остается высшей инстанцией. Воплощением общества является народное собрание, которое охватывает, по меньшей мере, всех взрослых мужчин.

Эта первобытная демократия сохраняется на