после себя болезненные ощущения. Я не выдержала. Слезы непроизвольно начали капать из глаз. Но я радовалась хотя бы тому, что была мокрой с ног до головы- и их, должно быть, не видно… Не хотела, чтобы эти укурки поняли, что я плачу.

— Бикяффи (араб. — достаточно), — раздалась в помещении жесткая команда.

Струи затихли. Я стояла, опираясь о стену, вся скукоженная, полусогнувшаяся. Не в силах поднять голову на вошедшего. По шагам, отбивающим эхом по фаянсовой поверхности «скотобойни», было понятно, это тот самый, кто приходил за мной в подвал.

Я все не решалась поднять голову. Еще одно правило от Людмилы. «Если рядом с тобой неадекватные мужчины, лучше не провоцировать… Самая большая провокация- смотреть им в глаза. Не смотрите им в глаза. Вы можете увидеть там собственную смерть…»

— Сейчас ты подойдешь ближе и встанешь на колени, — отчеканил на смеси английского с французским.

Я молча выполнила приказ, так и не осмеливаясь поднять голову. Время шло, вытягивая из нутра струны напряжения. Ничего не происходило.

Все, что я видела перед собой- ноги, облаченные в шикарные кожаные ботинки.

Мой подбородок обожгла мужская горячая рука, которая заставила поднять голову. Горячей, наверное, мне сейчас показалась бы даже ледышка. Сказать, что мне было холодно, не сказать ничего…

Наши взгляды пересеклись. Это тот самый, кто убил Мишеля. Человек с пустыми глазами.

— Птичка плачет, — сказал наигранно сочувственно, провел пальцем у меня под глазом и показал остатки туши на подушечке.

Я инстинктивно подобралась и вытерла тыльной стороной руки под глазами.

— Тушь потекла от воды. Жаль, надо было брать водостойкую, — ответила на хорошем французском. Нет, мудак, я не дам тебе поверить в то, что ты добился моих слез, сломал, испугал. Черта с два…

В его пустых зрачках на секунду отразился огонек интереса и какого-то пугающего азарта. Того самого, который граничит с безбашенностью. Того, из-за которого на кон могут поставить что угодно. Этот человек явно был отмороженным. Наверное, будь иначе, его бы сейчас тут не было.

Он вытащил из кармана белый, идеально отглаженный платок и кинул передо мной, намекая, что я должна привести в порядок потекшее лицо.

— Ты не девочка. Сразу видно, что опытная… Много стояла на коленях, значит. Наверное, стоило бы тебя пустить в расход парням, но… Что-то в тебе есть… — провел по лицу так, словно бы это были не его пальцы, а лезвие ножа, — Поставлю тебя на торги в четверг, но перед этим… Открой свой рот, шармута (араб. — шлюха)… — сказал на французском, теперь не парясь миксовать его с английским для моего пущего понимания. Расстегнул штаны.

По телу пробежала нервная дрожь вперемешку с тошнотой. Значит, мои догадки подтвердились… Живой товар. Они занимались торговлей людьми…

В этот самый момент дверь с шумом распахнулась. Я невольно дернулась и посмотрела на вход с призрачной надеждой.

На пороге появился высокий статный мужчина, с головы до ног одетый в черную военную форму и высокие армейские сапоги. На его плече висел автомат. И я даже грешным делом на малейшую толику секунды подумала, что это мой спаситель, сошедший со страниц сказок, в которые я давным-давно перестала верить…

— Что такое, Дани? — едва скрывая раздражение, обратился к вошедшему мой экзекутор, — я развлекаюсь с новой игрушкой…

Он вроде бы и высказал недовольство, но при этом быстро застегнул ширинку и отшатнулся от меня. Осознание молнией ударило по сознанию. Пустоглазый боялся этого мужчину. Боялся и ненавидел.

Я смотрела исподлобья на вошедшего с примесью удивления и страха. Не потому, что не боялась его. Наоборот, от его появления стало еще страшнее. Меня попросту парализовало от его вида. Он был сплошным сгустком темной материи. Злой гений из «Лебединого озера». Всадник Апокалипсиса… Наши глаза пересеклись- и в тот момент я поняла, что лучше бы опять потупила глаза в пол. Теперь было понятно, почему пустоглазый поджал хвост, стоило этому мужчине появиться на пороге. Если я думала, что видела тьму во взгляде экзекутора в дорогих ботинках, то горько ошибалась. Да, там была пустота. В глазах высокого широкоплечего мужчины напротив, словно бы сейчас заполнившего собой все пространство этого помещения из чистилища, была она самая- преисподняя… Абсолютная тьма. Безнадежная. Непроглядная.

Я поежилась, когда почувствовала, как этот самый взгляд холодной черной ртути стекает с моего лица на торчащие от соприкосновения с ледяной водой, проглядывающие через белую ткань рубашки соски и на стыдливо сложенные в коленках ноги.

— Мои люди проверили ее телефон. Не спеши с развлечениями, Эли. Эта игрушка принадлежит Али Ибн Шерифу Макдиси, родному брату правителя Дубая… Думаю, ты можешь получить за нее несколько больше, чем просто за немолодую шалаву на торгах…

[1] Тюрьма в Гуантанамо- лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных преступлениях, в частности, терроризме.

Глава 4

Cцена с холодным душем в той скотобойне была очередным актом моего подчинения. Потому что как только оба эти самца покинули помещение, мне все-таки принесли полотенце и новую одежду-бесформенные джинсы больше на несколько размеров и плотный свитер, который, как раз, обтягивал плотнее, чем хотелось бы. Мне указали на обычный душ, оказывается, прятавшийся на самом видном месте у стены. Я приготовилась было к очередной шоковой встрече с ледяной водой, дрожа от холода уже так, что внутренности сжимались. К моему несказанному удовольствию вода оказалась теплой, даже горячей. А еще там был гель для душа с каким-то чрезмерно приторным, отдающим дешевизной тропическим ароматом. Плевать, не до роскоши «Сант Барс» сейчас. Главное, что я смываю с себя вонь от пребывания в той могиле, смываю свой страх и отчаяние… Теплая вода- божественный эликсир. Пять минут под горячими струями способны творить чудеса похлеще самых изощренных косметологических процедур. Душ очищал не только твое тело. Он обнулял твои мысли, смывал эмоции- и хорошие и плохие. После душа голова была трезвее.

Через какое-то время за мной снова приходят и на этот раз ведут вдоль по коридору, не обратно в подвал, а в какую-то из комнат этого похожего на учреждение помещение. Сейчас оно заброшено, но когда-то здесь была жизнь- на окнах пожухшие цветы в горшках, на полу- выцветшие пегие дорожки. Белая дверь открывается — и я оказываюсь внутри просторной комнаты, скорее напоминающей что-то наподобие небольшого актового зала. Там еще человек двадцать девушек. Они очень разные, сидят по углам тремя отдельными группками. На меня, когда я оказываюсь внутри, как кажется, даже не смотрят. Посередине — девушки в хиджабах. Их больше всего