Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я молча с ней согласилась. Потому что сама слишком хорошо знала арабок. И действительно, какой бы ни была ситуация, они нам не союзники. Наверное, это генетически заложено. Их мужчины все равно будут реагировать на нас, как быки на красную тряпку, а они- вечно видеть в каждой из нас потенциальную соперницу.
Мы легли спать почти вповалку. Так было теплее и как-то даже спокойнее. Несмотря на адскую усталость, сна не было ни в одном глазу. Я все еще помнила ужас своего заключения в том жутком склепе. По сравнению с предыдущей ночью, условия здесь были почти пятизвездочными. Зато на душе было гораздо хуже, чем вчера. Там, в сыром мраке ограниченного пространства, я могла думать только о своем спасении либо смерти. Сейчас в голову лезли все мысли на свете, они заполняли мое сознание подобно тому, как муравьи атакуют дом- лезли во все щели. Мама… Должно быть, она места себе не находит сейчас… Больше всего сердце болело за нее. Дико хотелось утешить ее, успокоить, что все со мной в порядке, что все будет хорошо… Мне казалось, скажи я так, и реально со мной все было бы в порядке…
Сон, наконец, стал вить вокруг меня кривую, покореженную стрессом и переживаниями паутину, как вдруг дверь снова резко распахнулась. Нас всех тут же ослепил острый луч фонаря, гуляющий по лицам в поисках того, кто им был нужен.
— Ты, — указал на меня один из знакомых экзекуторов, — на выход.
Глава 6
— На выход, — он теперь подходит ко мне и размахивает прямо перед носом автоматом.
Внутри все переворачивается. Вот и по мою душу пришли… В голове сразу всплывают десятки страшных кадров возможного развития событий. Я незаметно щипаю свою руку, чтобы не впадать в панику… Нет, Алёна, ты не закончишь так нелепо свою жизнь…
— Вперед! — снова бряцает передо мной оружием, заставляя идти по коридору перед ним, под прицелом. И хотя я молча исполняю его приказ, получаю весомый подзатыльник и тут же- увесистый шлепок по пятой точке. Сжимаю до боли от унижения и беспомощности губы, чтобы не проронить ни слова, не дать ему радости почувствовать свое превосходство.
Я слышу, как он пошло- грязно усмехается мне вслед. Мне даже не нужно смотреть в его глаза, чтобы это понять. Это такая порода мужиков- мелких, боязливых, подлых. Они хуже баб в самом плохом, сварливом и склочном понимании этого слова. Из тех, кто ненавидит женщин а- приори за то, что сами ущербны. Мужчин они тоже ненавидят. Настоящих мужчин. Но их хотя бы боятся, поэтому и отыгрываются на женщинах.
Меня вталкивают в комнату. Посередине стол, по обеим сторонам которого два стула. Больше ничего.
У окна стоит Он. Тот самый, что Тигр. Мужчина, с головы до ног одетый в черное. По телу пробегает дрожь. Что сейчас будет?
— Иджлиси (араб. — садись), — говорит он мне на арабском, не поворачиваясь.
Я делаю, как велено, но он не спешит отходить от окна. Все так же повернут ко мне спиной. Я смотрю на его статную фигуру. Идеальные пропорции. Натренированное тело. Натренированное убивать. Я думала, что в ту нашу первую встречу это холод и шок так подействовали на меня, но нет. Я боялась этого человека, жутко боялась. Он внушал страх, оцепенение и трепет.
Развернулся он резко, не дав возможности скрыть то, что я его изучала. Я быстро опустила глаза, но успела поймать в поле своего зрения чуть тронувшую его капризные пухлые губы усмешку.
Чувствую, как подходит ко мне. Близко. Его энергетика волнами бьет по моему нутру. Пальцы касаются моего подбородка. Точно так же, как это делал Удав. И иначе. Они не горячие и не холодные. Жесткие. Мужские. Созданные для того, чтобы нажимать на спусковой крючок автомата. Интересно, умеют ли эти пальцы ласкать? Способны ли эти руки созидать или только уничтожать?
— Смотри в глаза, — следующий короткий приказ на арабском.
Почему он говорит со мной на арабском? Знает, что я понимаю? Как много он обо мне знает? Снова от страха и тревоги внутри все переворачивается.
Я опять повинуюсь и чувствую, как воздух покидает легкие. Его ртутная чернота прожигает дырки в моей душе. Я знаю, он видит меня всю, насквозь. Большой палец ложится на мою нижнюю губу, слегка на нее нажимает. Я чувствую легкую боль. Наверное, там все же ранка от собственного укуса.
— Алёна, да? — спрашивает тихо, — это ведь вариант имени Елена?
Я молча киваю.
— Из- за Елены развязалась «Троянская война»… Оскорбленный муж решил вернуть ее себе, забрав из объятий похитившего ее любовника… А тебя, Алёна, захотят возвращать?
Я молчала. Он усмехнулся. Отошел и сел на стул напротив. Снова смотрит этим своим испепеляющим взглядом. Он как вампир, только пьет не кровь, а мою решительность… Вблизи он еще более молод, чем мне сначала показалось. Мне кажется, моложе меня.
— Больно? — спрашивает вдруг, кивая головой в сторону ранки на губе.
Я машинально прикладываю руку ко рту. Машу отрицательно…
Он снова усмехается.
— Ты красивая, Алёна. Я понимаю, почему ты с ним пять лет… — наклоняет голову и продолжает меня изучать. Как же некомфортно от этого взгляда. Пронзительного, мужского, но холодного. Эта ртуть в черной бездне его глаз никуда не делась. Не убежать от нее. Она токсична.
Мне отчаянно хотелось то ли смеяться, то ли кричать, потому что нет никакого «с ним»… Потому что я не нужна Али, я выкинута им. Никто никуда возвращать меня не захочет. Знали бы они… Но я молчу, потому что и сама не понимаю, что делать. Как поступить правильнее. Каждое мое слово- как прыжок в темноту. Не знаешь- там пропасть или твердыня…
— Красивые женщины должны радоваться жизни, Алёна. Наслаждаться ее благами и услаждать своих мужчин. Несправедливо, что ты здесь. Но мы ведь можем исправить эту ситуацию? Скажи мне, на что готов пойти твой любовник ради тебя?
— Вы говорите о справедливости? Поэтому эти девушки в плену? То, что их продают, как товар, тоже ведь несправедливо? Но это никого не смущает… Справедливости нет. Придумайте другой дискурс.
Мои слова царапали мне горло, но я все равно говорила. Потому, что не
