В своей истории антипрививочного движения Дурбах часто возвращается к идее о том, что противники вакцинации рассматривали свои тела «не как потенциальный источник заражения, опасный для социального организма, а как тело, в высшей степени уязвимое к заражению и насилию». На самом деле, конечно, их тела были и заразными, и уязвимыми одновременно. Но там и тогда, где и когда тела бедняков считались органами здравоохранения, опасными для окружающих, сами бедняки видели в этом свидетельство своей беззащитности и бесправия.

Тогда бедняки были правы, утверждая, что они не абсолютно опасны, но я подозреваю, что для нас имеет смысл признать, что мы не только абсолютно уязвимы. Средний класс может быть «под угрозой», но и мы, как люди, обладающие телами, – просто в силу этого факта – являемся одновременно и опасными. Даже маленькие детские тела, которые мы сегодня склонны считать абсолютно уязвимыми, тоже опасны в своей способности распространять болезни. Вспомним одного непривитого мальчика из Сан-Диего, который в 2008 году вернулся из Швейцарии, где заболел корью, а затем заразил двух своих братьев, пятерых одноклассников и четырех детей в приемной врача. Трое из этих детей были слишком малы для вакцинации, и один заболел настолько тяжело, что его пришлось госпитализировать.

Анализ данных Центров по контролю и профилактике заболеваний США (CDC) показывает, что непривитый ребенок – это, как правило, белый отпрыск поздно вышедшей замуж матери, имеющей диплом колледжа, живущий в домохозяйстве с доходом 75 тысяч долларов в год или больше, то есть такой же, как мой ребенок. Непривитые дети, как правило, концентрируются в одном районе, что повышает вероятность их заражения и передачи болезни, если она уже циркулирует в популяции, другим, не до конца привитым детям. Под не до конца привитыми я подразумеваю детей, которые получили не все положенные вакцины, как правило, эти дети черные, рождены молодыми незамужними матерями, часто переезжают с места на место и живут в нищете.

«Вакцинация работает, – объяснял мне отец, – за счет того, что большинство защищает меньшинство». Он имел в виду меньшинство населения, которое особенно уязвимо в отношении данной болезни. Пожилые в случае гриппа. Новорожденные в случае коклюша. Беременные женщины в случае краснухи. Но когда относительно состоятельные белые женщины вакцинируют своих детей, то мы – эти женщины – участвуем в защите некоторых бедных черных детей, чьи матери-одиночки недавно переехали на новое место жительства и просто не смогли, даже если у них было такое намерение, полностью вакцинировать своих детей. Это полная инверсия исторического применения вакцин, которое было когда-то лишь одной из форм телесного порабощения бедных ко благу привилегированных. Есть сермяжная правда в том, что, строго говоря, здравоохранение существует не для таких людей, как я, но посредством нас, точнее, посредством наших тел современное здравоохранение осуществляет свои профилактические меры.

* * *

«В садике мы говорили о микробах». Эту фразу произнес мой сын после одного из своих первых дней в детском саду. Местоимение и глагол в прошедшем времени были настоящим вызовом для него, и он несколько минут сосредоточенно молчал, составляя предложение, прежде чем произнести его вслух. Он держал в руке модель «микроба», сделанную из ершиков для чистки трубок, и эта модель действительно напоминала микроб, который я недавно видела на электронно-микроскопической фотографии бактерии в учебнике иммунологии. Я листала его, пока сын был в садике. «И что ты о них узнал?» – спросила я. «Микробы очень-очень маленькие и очень-очень грязные», – восторженно сообщил он, радуясь возможности поделиться своими знаниями. «Верно, – согласилась я, – и поэтому надо мыть руки в садике, чтобы смыть микробы и чтобы они не попали на других деток». Он серьезно кивнул: «От микробов можно заболеть. От них кашляют».

Разговор на этом закончился, потому что мой двухлетний сын двумя фразами озвучил все мои познания о возбудителях инфекционных болезней. Этот разговор меня отрезвил. Через некоторое время после него я посмотрела это слово в медицинском словаре, который напомнил мне, что оно употребляется в двух значениях. Germ – это микроорганизм, способный вызвать заболевание; а также часть организма, из которой может вырасти новая ткань. Мы используем одно и то же слово для обозначения причины заболевания и того, что порождает рост. Естественно, корень греческого слова germ переводится как семя.

Мы нуждаемся в микробах. Без соприкосновения с микробами, как нам теперь известно, иммунная система ребенка становится склонной к нарушениям. В 1989 году иммунолог Дэвид Страхан предположил, что наличие у ребенка старших братьев и сестер, принадлежность его к большой семье и проживание в не чрезмерно стерилизованной среде защищает ребенка от бронхиальной астмы и аллергии. Эта «гигиеническая гипотеза» утверждает, что чистота и стерильность могут быть избыточными.

Когда гигиеническая гипотеза получила широкое признание, ученые принялись искать какую-то одну детскую болезнь, которая могла предупреждать аллергию, но затем стало ясно, что, вероятно, в профилактике аллергии важнее наличие в окружающей среде разнообразных микробов. В 2004 году микробиолог Грэхем Рук выдвинул гипотезу «старых друзей», в которой предположил, что здоровье детской иммунной системы обеспечивается не перенесенными относительно новыми инфекционными заболеваниями, а в результате экспозиции к древним микробам, которые сопровождают нас с тех времен, когда мы были охотниками и собирателями. В число этих «старых друзей» входят паразиты и черви, а также бактерии, населяющие кожу, легкие, нос, глотку и кишечник.

Гигиеническую гипотезу до сих пор некоторые понимают в том смысле, что не надо предупреждать инфекционные заболевания. «На основании того, что мы знаем, – поучала меня одна подруга, – такие болезни, как корь, могут быть очень важны для нашего здоровья». Но коренные жители Америк много тысяч лет нормально жили без кори, до тех пор пока ее не завезли в Западное полушарие – с опустошительным результатом. Даже если мы сумеем искоренить вирус кори с помощью вакцинации, что теоретически возможно, на Земле останется огромное количество других микроорганизмов. Например, в чайной ложке морской воды содержится около миллиона различных вирусов. Возможно, мы не так часто сталкиваемся с таким количеством микробов, с каким это возможно, но недостатка в них на Земле пока не ощущается.

Вакцинации пока привели к вымиранию только одного вируса – вируса натуральной оспы. Но на Земле беспрерывно появляются вновь и вновь образующиеся новые вирусы, так как эти сущности способны к невероятной генетической вариабельности. Из всех микроорганизмов вирусы являются самыми вредными и неприятными. Вирусы – это таинственные существа, являющиеся по самой своей природе паразитами и вампирами. Нельзя назвать их неодушевленными, но вирусы, строго говоря, не являются и живыми. Они не едят, не растут и вообще не живут в том смысле, как живут другие существа. Вирус должен проникнуть в живую клетку и обосноваться в ней, для того чтобы воспроизвести себя или сделать еще что-нибудь. Сам по себе вирус – это всего лишь нечто, лишь немногим большее, чем крошечный фрагмент генетической информации; вирусы так малы, что их невозможно увидеть под световым микроскопом. Оказавшись внутри живой клетки, вирус использует аппарат жизнедеятельности этой клетки для собственного размножения. Для описания работы вируса часто прибегают к метафоре фабрики: вирус проникает в клетку и заставляет ее оборудование производить тысячи новых вирусов. Меня вирусы поражают своей сверхъестественностью – они ведут себя как зомби, разрушители клеток, вампиры.