Тестюшка Марзукова вне подозрений. Не оттого, чтовысокопоставленный, а оттого, что и его никто и никогда не возьмет в серьезнуюигру…

Дарий Петрович Москалец до того, как грянула перестройка,прозябал обычным кандидатом химических наук, одним из превеликого множестванаштампованных без меры в советское время. Недостижимая мечта для таких – дажедокторская диссертация, не говоря уж о Государственной премии. И киснуть бы емудальше над вонючими колбами, негодуя на задержки зарплаты и вторжение страшногорынка в уютные интеллигентские будни с чайком на рабочем месте и бесконечнойтрепотней. Или наоборот – бросил бы истощенную ниву науки и подался в«челноки», волоча из Харбина наперекосяк сшитые пуховики со вшами и самопальнуюводку, от которой в Шантарске дохли даже стойкие, как тараканы, бичи.

Случилось третье – Москалец попал в струю и помчал по ней,пеня водичку плавниками. Тысячи кандидатов околовсяческих наук листали ночьюпод одеялом унылые диссидентские брошюрки – но в профессиональные и хорошооплачиваемые борцы за демократическую идею угодили единицы. Вроде Москальца. Назаре перестройки он боролся за реформирование КПСС в духе подлинно ленинскихпринципов, потом боролся с партократией, дабы передать всю полноту властиСоветам, попозже боролся против самих Советов, мешавших ударному строительствусветлого капиталистического будущего, – одним словом, колебался вместе слинией, что твоя синусоида. Говорили, что вполне искренне. Интеллигенты всегдаколеблются вместе с линией совершенно искренне. Представителем президента вШантарской области Москалец стал еще в ту романтическую пору, когда о ваучерахи слыхом не слыхивали, а тараканьи усы Руцкого в глазах любогоинтеллигента-демократа олицетворяли гордую поступь российской свободы.

Вот только с тех пор много воды утекло – и еще больше уплылоденежек на зарубежные счета. Но к последним Москалец не имел никакогоотношения. Недовымершие, классические демократы сахаровского розлива считалиего человеком предельно честным. Циники же с ухмылочкой уверяли, будто Москалецпросто-напросто оказался недостаточно умен и оборотист, чтобы войти в долю илихотя бы обеспечить себе регулярный скромный процентик. Хомо сапиенс изначальноустроен так, что делиться не любит, особенно с бессребрениками-идеалистами.Особенно на одиннадцатом году перестройки, когда все уже поделено, всесхвачено, и всякий почти представитель президента, невзирая на его деловыекачества, рассматривается как лишний рот и вызывает у определенной категорииделового народа резонный, в общем-то, вопрос: «А этому-то с какой статиотстегивать»? Тут уж кто успел, тот и съел…

Единственное, что поимел Москалец от рыночных перемен –роскошные хоромы в роскошном «новорусском» доме на тихой улице имени красногоподпольщика Пермякова, сложившего голову в борьбе против колчаковцев заторжество мировой революции (а по другим данным – спьяну пристреленного изверного маузера соратником по борьбе, партизанским атаманом Щетининым,приревновавшим Пермякова к боевой подруге). Ни в чем доходно-коммерческомМоскалец, как было известно совершенно точно, не участвовал ни с какого боку инаходился в положении достаточно пикантном – если злые языки не врали насчеттого, что будущим летом случатся-де президентские выборы. На Руси исстари повелось,что всякий новый самодержец обычно менял ближних бояр, дьяков и воевод, причемв первую очередь сыпались бессребреники и идеалисты. Как цинично выразилсяГлеб, коли уж Москальца вот уже год не облаивают печатно ни коммунисты, нинационал-патриоты, это означает, что рейтинг Дария Петровича упал нижеабсолютного нуля…

Суммируя и резюмируя, можно твердо утверждать со всейуверенностью, что на роль закулисного вершителя темных дел и теневой коммерциитесть Марзукова безусловно не годится. Информатор из казино «Жар-птица» сообщалнедавно, что Юля Марзукова, в девичестве Москалец, напившись в баре с подругойшкольных лет, а ныне супружницей юного преуспевающего бизнесмена, ругательскиругала пентюха-папочку, так и не научившегося делать деньги, даже деревянные…

– Здесь сворачиваем? – спросил Федя.

– А? – Даша очнулась от раздумий. – Нет, доследующего дома проедь, а там под арку…

– Они есть замешаны в криминаль? – спросил сзаднего сиденья мсье Флиссак.

– Вряд ли, – задумчиво сказала Даша. – Так,формальности…

10.34 по шантарскому времени.

«Москвич», скрежеща потрепанной коробкой передач, въехал вобширный двор, насквозь продуваемый ветром и почти пустой, если не считатьнепонятно чьего склада, двойного рядка гаражей и десятка автомобилей, стоявшихвпритык к решетке, ограждавшей выступающие колпаки газгольдеров, похожих накупола уэллсовских марсиан (этот квартал готовил пищу исключительно на газе иоттого был в выгодном положении по сравнению с электрифицированными, где то идело отключали свет без всякого предупреждения).

– Туда, – показала Даша. – Где витриныразрисованы.

– Там же магазин?

– Это вывеска осталась…

Магазин «Фрукты-овощи», вмонтированный некогда прямо в жилойдом, давно уже перестал существовать, как и купившая его фирма, прогоревшая наантиквариате (казалось, что вот-вот достроят двадцатиэтажную гостиницу, иинтуристы хлынут потоком – но отель четвертый год зиял пустыми окнами, а уаборигенов окрестных районов были заботы поважнее покупки антиквариата). Фирматихо исчезла, а магазин приобрел под студию Марзуков, в ту пору гораздо болееденежный, – благо почти рядом торчал высоченный небоскреб Шантарскогоречного пароходства, на чьей крыше и установили антенну передатчика. А огромныебуквы «Фрукты-овощи» просто поленились отрывать с козырька. Тр-рах! Дверьтелестудии распахнулась с грохотом, оттуда выскочил человек в сизом милицейскомбушлате, согнувшись и держась за левую ногу, закултыхал прочь. Короткийтреск – и он замер, нелепо дернулся, скрючившись, стал опускаться наземь.

– Тормози! – отчаянно заорала Даша.

Едва успела схватиться за ручку – Федя вдарил по тормозам,«москвичок», клюнув носом, замер метрах в тридцати от неподвижного тела. Дашаеще успела подумать, что на студии нет никакой милицейской охраны, – и тутв приоткрывшейся двери сверкнул металл, загрохотала автоматная очередь, метрахв двух перед машиной взлетели фонтанчики из мерзлых крошек земли.

Федя без приказа дал задний ход, машина, нестерпимо взвыв,прямо-таки прыгнула назад. Даша уже стреляла прямо через лобовое стекло – раз,два! Стекло с ее стороны покрылось паутиной трещин, но она успела рассмотреть,что дверь проворно захлопнулась.

Сзади охнул француз.

– Ложись на пол! – закричала Даша. – Федя,газу!

Машина, летя кормой вперед, отскочила за унылое зданиесклада. Новая автоматная очередь вслед – из разбитого окна рядом с дверью,где-то сзади посыпалось стекло, пули визгнули по глухим стенам изтемно-красного кирпича.

Поймав растерянный взгляд Феди, Даша распорядилась:

– Глуши мотор! Рацию! Француза стереги!