Француз мрачно кивнул, и Истерлинг зарычал снова.

— Мы тут, чёрт побери, не дети малые. И собрались не вигрушки играть, а договариваться о деле, и вы уйдёте отсюда не раньше, чем мыдоговоримся, будь я проклят.

— Или не договоримся, как легко может случиться, — спокойнопроронил капитан Блад. Нетрудно было заметить, что всю его нерешительность ужекак рукой сняло.

— Как это — не договоримся? Какого дьявола, что это ещёзначит? — Истерлинг вскочил на ноги, всем своим видом изображая величайшуюярость, которая Питеру Бладу показалась несколько напускной — словно некийдополнительный штрих разыгравшейся здесь комедии.

— Я имею в виду самую простую вещь: мы можем и недоговориться. — По-видимому, Блад решил, что пришло время заставить пиратовраскрыть свои карты. — Если мы с вами не придём к соглашению, что ж, значит, сэтим покончено.

— Ого! Покончено, вот как? Нет, пусть меня повесят! На этомне кончится, а, пожалуй, только начнётся.

— Это я и предполагал. Что же именно начнётся, не угодно ливам будет пояснить, капитан Истерлинг?

— В самом деле, капитан! — вскричал Жуанвиль. — Что выимеете в виду?

— Что я имею в виду? — Капитан Истерлинг воззрился нафранцуза. Казалось, он был вне себя от бешенства. — Что? — повторил он. — А вотчто, послушайте, мусью. Этот докторишка Блад, этот беглый каторжник, хотелвыпытать у меня тайну моргановского клада и нарочно притворился, будто решилвойти со мной в долю. А теперь, когда всё выпытал, начинает, как видите,отвиливать, бьёт отбой. Теперь уж он вроде как и не хочет входить с нами вдолю. Он хочет пойти на попятный. Мне думается, вам, мусью Жуанвиль, должно бытьясно, почему он хочет пойти на попятный, и нетрудно догадаться, почему я немогу этого допустить.

— Какое жалкое измышление! — насмешливо произнёс Блад. — Чтоза тайна мне открыта, помимо пустых россказней о каком-то где-то зарытом кладе?

— Нет, не «где-то», а вы знаете где. Я свалял дурака, всёвам открыл.

Блад искренне расхохотался, чем даже напугал своихтоварищей, которые теперь уже ясно видели, что дело принимает для них худойоборот.

— Ну да, где-то на Дарьенском перешейке! Весьма точный адрес,клянусь честью! При наличии таких сведений мне остаётся только отправитьсяпрямо на место и забрать клад себе! А что касается всего остального, то я прошувас, мосье Жуанвиль, обратить внимание на то, что «отвиливать» здесь началвовсе не я. Я ещё мог бы заключить сделку с капитаном Истерлингом, если бы, какбыло мною предложено с самого начала, нам гарантировали одну пятую добычи. Нотеперь, после того как все мои подозрения подтвердились, я не намерен вести сним никаких дел даже за половину всего его сокровища, если предположить, чтооно действительно существует, чего я лично не допускаю.

При этих словах пираты, словно по команде, повскакали смест, готовые к драке. Поднялся дикий шум, но Истерлинг, взмахнув рукой,заставил всех приумолкнуть. Когда шум стих, раздался тоненький голосок мосьеЖуанвиля:

— Вы на редкость неблагоразумный человек, капитан Блад.

— Всё может быть, всё может быть, — беспечно сказал Блад. —Поживём увидим. Последнее слово ещё не сказано.

— Ну, значит, пора его сказать, — возвестил Истерлинг; онвнезапно стал зловеще спокоен. — Я хотел предупредить вас, что раз вам известеннаш секрет, вы не уйдёте с этого судна, пока не подпишете соглашения. Но какиеуж тут предупреждения, когда вы открыто показали нам свои намерения.

Не вставая из-за стола, капитан Блад поднял глаза на грузнуюфигуру капитана «Бонавентуры», стоявшего в угрожающей позе, и трое егопомощников с «Синко Льягас» заметили с недоумением и тревогой, что онулыбается. Сначала он был необычайно нерешителен и робок, а теперь вёл себя такнепринуждённо, так вызывающе! Понять его поведение было невозможно. Он молчал,и заговорил Хагторп:

— Что вы хотите этим сказать, капитан Истерлинг? Каковы вашинамерения?

— А вот каковы: заковать всех вас в кандалы и бросить втрюм, где вы не сможете никому причинить вреда.

— Помилуй бог, сэр… — начал было Хагторп, но тут его прервалспокойный, ясный голос капитана Блада:

— И вы, мосье Жуанвиль, допустите такой произвол, не выразивсо своей стороны протеста?

Жуанвиль развёл руками, выпятив нижнюю губу, и пожалплечами.

— Вы сами прямо напрашивались на это, капитан Блад.

— Так, вот, значит, для чего вы присутствуете здесь — чтобысделать соответствующее сообщение мосье д'Ожерону? Ну, ну! — И Блад рассмеялсяне без горечи.

И тут внезапно полуденную тишину нарушил гром орудийноговыстрела, заставивший вздрогнуть всех. Испуганно закричали всполошившиесячайки, все с недоумением посмотрели друг на друга, и в наступившей затем тишинепрозвучал вопрос Истерлинга, обращённый с тревогой неизвестно к кому:

— Это что ещё за дьявольщина?!

Ответил ему капитан Блад, и при том самым любезным тоном:

— Пусть это не тревожит вас, дорогой капитан. Прогремелвсего-навсего салют в вашу честь. Его произвёл Огл, весьма искусный канонир, с«Синко Льягас». Я, кажется, уже сообщал вам о нём? — И Блад обвёлвопросительным взглядом всю компанию.

— Салют? — повторил, как эхо, Истерлинг. — Чума и ад! Какойещё салют?

— Обыкновенная вежливость — напоминание нам ипредостережение вам. Напоминание нам о том, что мы уже целый час отнимаем у васвремя и не должны долее злоупотреблять вашим гостеприимством. — Капитан Бладподнялся на ноги и выпрямился во весь рост, непринуждённый и элегантный в своёмчёрном с серебром испанском костюме. — Разрешите пожелать вам, капитан,провести остаток дня столь же приятно.

Побагровев от ярости, Истерлинг выхватил из-за пояса пистолет.

— Ты не сойдёшь с этого корабля, фигляр несчастный,скоморох!

Но капитан Блад продолжал улыбаться.

— Клянусь, это будет весьма прискорбно для корабля и длявсех, кто находится на его борту, включая нашего бесхитростного мосье Жуанвиля,который, кажется, и в самом деле верит, что вы выплатите ему обещанную долювашего призрачного сокровища, если он будет лжесвидетельствовать передгубернатором, дабы очернить меня и оправдать захват вами моего корабля. Каквидите, я ничуть не обольщаюсь на ваш счёт, мой дорогой капитан. Вы слишкомпростоваты для негодяя.

Размахивая пистолетом, Истерлинг изрыгал проклятия и угрозы.Однако он не пускал оружия в ход — какое-то смутное беспокойство удерживало егоруку: слишком уж хладнокровно насмешлив был капитан Блад.