Уже гораздо спокойнее, стараясь следить за прохожими, идущими ему навстречу, он зашагал к дому.

На свой этаж Виталий поднимался пешком, быстро и тихо, останавливаясь на каждом лестничном пролете и внимательно прислушиваясь. В гулкой пустоте подъезда, где любой шорох, многократно отражаясь от стен, сразу же проникает в мозг, он вычленил даже жужжание мухи, но больше ничего, абсолютно ничего. И тогда, разом повеселев, он в два прыжка проскочил последний лестничный марш и очутился возле своей двери.

И тут лавина звуков сразу же обрушилась на него. Со скрежетом распахнулись двери лифта, и из кабины, благодушно улыбаясь, почти выпали два молодых крепких мужика. Какую-то долю секунды, мазнув взглядом по их улыбающимся лицам, Токарев еще думал, что это не к нему, но, услышав их веселую, пересыпанную матерком речь, понял, что ошибся.

— Гляди — Виталька, — завел тот, который был ближе к Токареву. — Во, бля, а мы тебя столько дожидались. Ну что, открывай дверь, заводи в квартиру, может, водочки нальешь? — И обманчиво вялым движением он попытался сграбастать в охапку хрупкую фигуру Токарева.

Но маленького человека Виталия природа наделила удивительной реактивностью. Он нырнул под выпростанные руки парня и, прыгая через ступени, кинулся вниз. Мат, грохот шагов и какой-то металлический лязг покатились ему вслед. Легко прихватывая перила левой рукой для страховки, Токарев на бегу выхватил из-под мышки пистолет и снял его с предохранителя. «Может, — мелькало у него в голове, — может быть, их только двое». Но стоило ему соскочить в парадное, как из темного угла к нему метнулся кто-то третий с тонким зловещим лезвием, зажатым в правой руке. Виталий на бегу нажал на спуск. Пистолет автоматически дрогнул несколько раз в левой руке, и грузное тело падавшего навалилось сперва на дуло, все еще выпускавшее пули, потом на Виталия, заставив его практически встать на четвереньки, и, наконец, скользнув по его спине, перекатилось на холодный кафельный пол. Каким-то невероятным змеиным движением Токарев выскользнул из-под умирающего парня, отжал собачку кодового замка и выпрыгнул на улицу.

По инерции он еще пробежал метров пять, потом опомнился, замедлил шаг и, слегка пригибаясь, заскользил вдоль машин, расставленных владельцами по периметру дома. Проскочив в таком положении метров пятнадцать, он нырнул за угол, протиснулся между двумя мусорными баками, перевалился через невысокую кирпичную стену и в уже почти полный свой невысокий рост зашагал средь деревьев небольшого палисадника вниз к набережной, к автобусной остановке, где, слившись с толпой, тут же сел в первый попавшийся «Икарус», покатившийся неизвестно куда, но главное, оставляя позади токаревский дом, парней, бегущих за ним по пятам и мертвого человека, лежащего в парадном на кафельном полу.

Шутов с подручным отстали от Токарева метров на двадцать пять. Но этого запаса юркому бизнесмену вполне хватило, чтобы скрыться из виду, не оставив службе безопасности «Гентрейд консалтинг» ни малейшего шанса отыскать беглеца. Минуту-другую они помялись у подъезда, осматриваясь, и, набрав нужный код на замке двери, вернулись в дом. Дальнейшее провернули быстро. Шутов вынул из кармана небольшую связочку, состоящую из каких-то замысловатых цилиндриков, палочек и треугольничков. Поочередно снимая их с кольца брелока, он довольно споро соорудил из них небольшой штырь с рваными угловатыми очертаниями, три-четыре секунды покопался им в скважине замка подвальной двери и, наконец, распахнул ее. Жестом подозвав своего приятеля поближе, он взял покойника за плечи, оставив подручному схватиться за ноги, приподнял торс на двадцать сантиметров от пола, толкнул еще не сильно кровоточащее тело на ступени подвала. Потом отошел, чтобы не мешать, а его напарник, согнув ноги застреленного в коленях и переместив таким образом центр тяжести вперед, сбросил уже ненужного приятеля вниз по ступеням. Нож Шутов тщательно протер чистым носовым платком, вынув его из нагрудного кармана пиджака, затем сунул платок обратно и бросил нож вниз вслед за трупом. Потом также быстро и почти бесшумно он закрыл дверь, запер замок и, осмотрев себя и напарника, чтобы, не дай бог, не осталось никаких следов на их одежде, вышел вместе с ним на улицу.

— Все, — сказал он, обращаясь к своему другу, — здесь нам больше делать нечего. Поехали в офис.

Утром следующего дня Сорин проснулся рано. То ли силы стали возвращаться к нему быстрее, то ли нервное напряжение и активное нежелание общаться с сержантом Саммерсом будоражили его мозг, но так или иначе, когда он открыл глаза, часы над его дверью показывали всего без десяти семь. В коридоре еще было тихо, ночная смена либо не сменилась, либо сменилась полчаса назад. Так или иначе, ни шагов, ни голосов за тоненькой стенкой своей палаты он не слышал. И потому, полежав еще буквально пять минут, решил действовать. Произведя уже знакомые ему процедуры отсоединения капельниц, Сорин присел на кровати, что далось значительно легче, чем прошедшей ночью, и внимательно, сантиметр за сантиметром, стал оглядывать каждый предмет в палате, пока, наконец, не увидел то, что ему было нужно. Тоненькая, чуть изогнутая металлическая пластина, поддерживающая баночку с глюкозой, показалась ему подходящей. Он снял из-под нее стеклянный резервуар, вывинтил небольшой винт, холодными от слабости руками отсоединил ее от стойки. Теперь следовало встать.

Пусть и не с первой попытки, но это ему удалось. Ноги еще подрагивали при ходьбе, но все же шли, и это наполняло Сорина уверенностью в том, что задуманное в этот раз удастся осуществить. Осторожно он высунулся в коридор: путь был свободен. Уже знакомым маршрутом он добрался до ординаторской, открыл ее и вошел.

Дальше пришлось повозиться: минут пятнадцать он пытался пропихнуть эту пластину между дверцей и стенкой одного из запертых шкафчиков. Потом, обливаясь потом от напряжения, старался приподнять язычок замка. Металл терся о металл, резкий скрежет резал уши, и Сорин все время боялся неожиданного вторжения санитаров. Но обошлось. Поупрямившись, нехитрое устройство щелкнуло, узкая деревянная дверца распахнулась.

Внутри неглубокого шкафчика он нашел то, что надеялся найти: джинсы, грубоватый свитер и старые кроссовки, оказавшиеся на два размера больше, чем его нога. Достав все это, он вдруг с ужасом понял, что сил облачиться в добытую одежду у него уже недостанет. Стена перед его глазами вдруг стала расплываться, свет почему-то стал меркнуть. Поймав себя на мысли, что сейчас он лишится чувств, Андрей сполз на пол.

Забытье продолжалось недолго, может быть секунду, две, три. Резко открыв глаза, он обнаружил, что полусидит на полу, прислонившись спиной к шкафам, и крепко сжимает в руках чужие грязные кроссовки. Не меняя положения, он напялил джинсы, обулся и, прямо на больничное белье, натянул мешковатый серый свитер. Потом, упираясь руками в стену и дверцу шкафа, подтянулся и встал на ноги. Из зеркала напротив на него глядел бледный усатый человек с черными мешками под глазами и свалявшимися от пота волосами. «Ничего, — сказал себе Сорин, — все поправимо. Несколько дней отлежаться, и все будет хорошо. Теперь главное — выйти отсюда».

Он не знал, на каком находится этаже, как не знал, в какую сторону двигаться. Выскользнув в коридор, он решил не возвращаться к своей палате, а идти от нее, логично предположив, что в каждом крыле больницы должна быть лестница или лифт и что, пройдя в какую-то сторону хоть часть пути, глупо возвращаться назад и начинать все сначала.