Что ему мешало нанять другого пилота? И чем Афина в постели не угодила? Она, черт подери, не объяснила, почему внезапно перестала помогать Басу, а лишь многозначительно пожала плечами. Может, они поругались? Стоит попробовать их помирить? Тогда, возможно, меня отпустят раньше домой.

Но девушка всю дорогу ворковала с одним из парней, которые вчера преграждали мне путь из кафе. Высокий, черноволосый, похож на дипломата. Он и сейчас сидел не в салоне, а пошел в кабину пилота. И Басу на это пофиг. Он донимал лишь меня, держал под постоянным надзором.

— Отложи книгу. Будешь читать, когда я буду чем-то занят. А сейчас поговори со мной.

Несокрушимый приказной тон только разжигал злость. Страницы задрожали в моих руках, но книгу я не отложила.

— Мы не договаривались о том, что мне придется не только быть рядом, но и развлекать вас.

Мужчина напротив — Кальвин? — оторвал взгляд от планшета и деловито произнес.

— Негоже, что жена тебя на вы величает. — В бороде мелькнула улыбка. Разговор парней в другом конце салона притих — а только что бурно обсуждали техники паркура.

— Воспитанная девушка, — усмехнулся Бас. — Либо чувствует мою власть. Кальвин, помнишь, в прошлом жена Императора Апексориума всю жизнь обязана была к нему на вы обращаться. Как и друзья. Может, мне вернуть старую традицию?

— Ты вроде намеревался новым традициям дать жизнь?

Они словно вели дружеский спарринг на мечах. Перекидывались репликами, будто делали выпады. Сталь звенела при каждом ударе, и возможно, кто-то острием меча оставит кому-то царапину, но в итоге они пожмут друг другу руки.

Я не лезла с вопросами, что такое Апексориум, не хочу вникать в их дела, выглянула в окно — облака проплывали мимо, словно клочья пены по воде в ванной. Не верится. Я лечу в Испанию.

Бас надавил на мою руку, вынуждая положить книгу на деревянный стол.

— Лучше расскажи нам, как ты решила стать ветеринаром. Интересно послушать.

Хватит из него того, что он держит на поводке мое тело! В душу лезть не дам!

Двое мужчин выжидающе уставились на меня, как на зверушку, которая вот-вот исполнит забавную команду. У зверушки, между прочим, острые зубки.

— Боюсь, сколько бы я усилий ни приложила, не смогу донести до вас ценность жизни братьев наших меньших. Ведь для вас даже человеческая жизнь не имеет ценности. Поэтому я предпочту компанию книги.

Сзади тихо прыснули со смеху. Смелость вмиг сбежала, оставив лишь бесконтрольный страх. Я прикрыла страницами горящие щеки — за такую дерзость меня не вышвырнут из самолета? Сердце заполошно колотилось в груди. Провалиться бы сквозь землю. Что я наговорила?..

Баса мои слова, похоже, не смутили ни на грамм.

— Мне нравятся люди, преданные своим принципам, — сказал он другу. — Я еще больше убеждаюсь в том, что не ошибся в выборе жены.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я не выдержала — еще немного и уши тоже зальются краской от стыда. Из кресла будто выскочили иголки — и кололи, не давая усидеть. Я бросила книгу и, отпросившись в туалет, метнулась в конец салона, в сторону багажного отсека. Мельком кинула взгляд на двух парней, которые явно с повышенным интересом слушали наш разговор. Блондин поднял большие пальцы вверх, второй — мрачный брюнет — покачал головой.

Едва я умыла разгоряченное лицо прохладной водой и глубоко вздохнула, чувствуя облегчение, из-за двери донеслись крики. Сердце подскочило. Что случилось?

Мурёныш напал на кого-то? Нет, нет, он без моей команды не обидит никого. А если он прыгнул на стол и сшиб чей-то обед, поточил когти о диван, пошел приставать к кому-то? Не вытерев лицо, я вылетела стрелой из уборной…

И замерла через два шага, задыхаясь. Бас с огнетушителем наперевес тушил мою книгу, которая почему-то загорелась. Через пару секунд лишь пепел остался под пеной. Но дым заполнил ядом легкие, голова закружилась, в ушах загудело. Мурёныш терся о ноги, лизал ладони шершавым языком.

— Мряя, мряя!

Я пошатнулась, уперлась боком в чье-то кресло. Хотелось разодрать грудную клетку, чтобы пустить туда свежий воздух. Но его нет, нигде нет. Окна все закрыты. Надо выйти.

Сильные руки подхватили меня и усадили. Паника сделала тело чужим, мир спрятала за мутной пеленой. Внутри, снаружи — везде чудовищно пекло. Будто огонь не потух, а кинулся на меня. И секунды, пока кто-то потушит меня огнетушителем, кажутся мучительной вечностью.

В лицо брызнула вода, грубо возвращая к реальности, — я судорожно вдохнула и проморгалась. Воздух уже был чист — наверное, у самолета хорошая система очищения. Бас оттолкнул блондина с бутылкой и склонился ко мне грозовой тучей.

— Что с тобой? — пальцы жестоко впились в плечи. Боль окончательно отрезвила.

— Я… — прохрипела и с усилием прочистила горло. — У меня пирофобия.

— Что?! — взорвался Бас.

— Огня боюсь.

— Не прикидывайся! — Он склонился ближе и прошипел мне в лицо: — Сколько нашего с Кальвином разговора ты подслушала вчера? Отвечай!

Он так встряхнул меня, что я стукнулась затылком о кресло. К счастью, подголовник был мягким, но я мигом принялась брыкаться, чтобы выбраться из клетки, в которую заключил меня своим телом этот псих.

— Отпустите!

Бесполезно, черт подери! Я в гневе впилась ногтями в ладонь Баса, оставляя царапины — они затягивались на глазах. Мамочки родные! Меня вмиг приморозило к креслу в испуге. Мурёныш рядом угрожающе шипел — я могла бы дать ему команду напасть. Но боялась. За питомца.

— Что здесь произошло? — осведомился подошедший Кальвин.

— Она утверждает, что у нее пирофобия, — выплюнул Бас и отшвырнул меня, распрямляясь. Я вжалась в кресло, содрогаясь от дрожи. Мурёныш положил морду на колени, успокаивающе замурлыкал. Я трясущейся рукой погладила его. Почему Бас внезапно взбесился?

— Ник! — Он обратился к блондину. — Почему Диана перестала выступать с огнем?

— Не знаю. Об этом сведений не нашел.

Значит, они не в курсе, что я лежала в больнице с ожогами? Может потому, что отец виновницы моих ожогов решил тихо замять дело, чтобы его дочь не турнули из цирка, и предоставил палату в своей частной клинике? Я сама была не против — не хотелось никому говорить о трагедии.