Менестрель, облаченный в обтягивающие штаны цвета загорелой кожи и ярко-голубую рубашку из блестящего шелка, ловко пританцовывает на помосте, время от времени подчеркивая содержание песни взмахами веера, сработанного в форме меча.

— Но что с него возьмешь, ведь он мужчина!

Менестреля награждают бурными хлопками, и он раскланивается во все стороны, прежде чем отбросить свой шутовской веер, достать гитару и сесть на табурет лицом к публике.

Хлопки и свист замирают. Креслин любуется слетающими со струн гитары мерцающими серебристыми нотами и подмечает, как встречают стражи более традиционную балладу Фенардре Великого. Юноша с серебряными волосами вспоминает, что слышал эту песнь в исполнении другого мужчины. Тоже с волосами цвета серебра.

Менестрель неплох, хотя выдающимся его не назовешь. Креслин, пожалуй, играет и поет не хуже, но на звание менестреля не претендует. Баллада заканчивается, звучат вежливые аплодисменты. Менестрель кланяется маршалу и, обернувшись к сидящим внизу стражам, начинает наигрывать захватывающий ритмичный мотив.

Некоторые из стражей-воительниц подхватывают ритм боевого марша Западного Оплота, отбивая его на столешницах кубками и кулаками.

Даже когда Креслин наслаждается знакомой музыкой, его не покидает чувство отчужденности. Ему кажется, что и на помосте, и в пиршественном зале он не свой. В его ушах, не умолкая, звучит рефрен комического куплета: «Ну что с него возьмешь, ведь он мужчина!» Встретившись взглядом с маршалом, он поджимает губы. Некоторое время юноша и мать молча смотрят друг на друга, но он отводит глаза первым. В конце концов, какой в этом смысл?

Уже в который раз его посещает мысль о необходимости покинуть Оплот и искать собственное место в мире. Но какое? Как? Где?

Невидящие глаза юноши устремлены к менестрелю.

Певец снова встает и отвешивает поклон перед столом, за которым сидят маршал, маршалок Ллиз, консорт и капитан стражей Эмрис.

Когда свист снова стихает, маршал склоняется к Эмрис и шепчет что-то той на ухо. Глаза Эмрис перебегают с Креслина на менестреля, и она качает головой.

Креслин сосредоточивается па потоках воздуха, вызываемых ревущим в огромном очаге пламенем, но они доносят до него лишь обрывок последней фразы маршала:

— …После Сарроннина ему будет постоянно угрожать вызов на поединок. Он должен быть подготовлен настолько хорошо, насколько возможно.

— Как пожелаешь, — соглашается Эмрис, но без особой радости.

Креслин жалеет, что не начал прислушиваться раньше. Менестрель приближается к столу, и маршал встает.

— Если ты не против, Рокелль из Хидлена, присоединяйся к нам.

— Сочту за честь.

Рокелль кланяется. Он строен, как юноша, и голос его звучит молодо, но седина на висках и расходящиеся от глаз тонкие морщинки выдают возраст.

Креслин заставляет себя не хмуриться.

Заняв пустующее место меж Ллиз и Эмрис, Рокелль тянется к кубку, который наполняет для него сестра Креслина.

— Хм… пение сушит горло, особенно когда тебя ценят.

— А когда нет? — любопытствует Эмрис.

— Тогда становится не до жажды, — Рокелль отпивает большой глоток подогретого с пряностями вина.

— Есть интересные новости? — спрашивает маршал.

— Новостей всегда хватает, милостивая госпожа. Не знаю только, с чего начать. Может быть, с Белых магов? Великий тракт проведен куда дальше, чем до серединной точки Рассветных Отрогов, и теперь они строят порт у Великого Северного Залива. На том месте, где раньше находился город Лидьяр.

— А что стало с герцогом Лидьяра?

— А что случается с любым, кто дерзнет противиться Белым? Хаос… разрушение, — менестрель делает еще один, на сей раз крохотный глоток и тянется за лежащим перед ним на тарелке ломтиком белого сыра.

— А как насчет тех, кто предположительно оберегает порядок? Насчет Черных?

Рокелль пожимает плечами.

— Кто знает. Одно понятно: разрушать проще, чем поддерживать порядок.

Некоторые из стражей уже встали из-за нижних столов, но женщины помоложе еще продолжают разливать вино из кувшинов. Креслин тянется взглядом через столы, надеясь приметить светлые, коротко остриженные волосы Фиеры, но младшей стражницы он не видит. Прежде чем юноша успевает попять, что Фиера, если она вообще присутствовала на трапезе, уже ушла, его слух вновь улавливает обрывки разговора.

— А, да… маги, кажется, пришли с герцогом Монтгрена к какому-то соглашению. Герцог основательно укрепил Вергрен и Край Земли.

— Край Земли? На Отшельничьем острове? — уточняет маршал.

— Монтгрен издавна претендовал на Отшельничий, милостивая госпожа.

— Было бы на что, — хмыкает Эмрис. — Огромный, сухой и почти необитаемый остров. Только и годится, что для прибрежных рыбачьих деревушек.

— По площади он превосходит весь Монтгрен раз в десять, — замечает маршал. — Но ни Норланду, ни Хамору не удавалось основать там колонию, которая платила бы дань. Требование Монтгрена никогда не встречало особого противодействия, поскольку никто больше претензий на эти земли не предъявлял. Суть в том, что герцог… — маршал, не договорив, обрывает фразу.

— Я думал, что герцог Монтгрена связан с тираном Сарроннина, — позволяет себе высказаться Креслин.

Эмрис и маршал поворачиваются к нему; взоры их холодны.

— Это так, паренек, — откликается менестрель, — но Сарроннин смотрит на Монтгрен сверху вниз, поскольку, по сарроннинским меркам, владения герцога разве что чуток побольше столешницы. А герцог, со своей стороны, недоволен тем, что в своей борьбе против Фэрхэвена получает от Сарроннина лишь символическую поддержку. По его утверждению, только он один и противится Белым магам, больше никого не осталось.

— А это так? — спрашивает Креслин.

— Ну… — менестрель улыбается, но улыбка его кажется странной, — герцог всего лишь человек, а что правда, что нет — судить трудно. Дани Сарроннину он не платит, это точно. Но точно и другое: налоги на содержание его армии достигли таких размеров, что крестьяне, кто только может, бросают свои поля и бегут в Спилдар или Галлос.

— Дела так плохи? — спрашивает Эмире, переводя взгляд с Креслина на Рокелля.

Менестрель медлит с ответом, смакуя подогретое вино.

— Неужто дела так плохи? — повторяет свой вопрос капитан стражи.

Рокелль пожимает плечами.

— Я знаю не больше вашего.

Глядя на Эмрис, маршал медленно кивает. Ллиз вновь наполняет опустевший кубок.

— А как насчет Джеллико? — спрашивает она. — Путник, побывавший у нас в прошлом году, говорил, что город отстраивается.

— Он не столь величествен, как Фэрхэвен, — отвечает Рокелль, жуя сыр, — но певцов привечает куда радушнее. А мастерство тамошних каменщиков…