были тоже малоурожайными, но все-таки, хлеб крестьяне-нижегородцы выпекали, хотя он выпекался наполовину с картошкой и лебедой. Чуваши и мордва, нахлынули и в Мотовилово. Кормились подаянием ради Христа. А проживали во дворах и банях. Татары же, не признавая Христа милостыни не просили – они предприимчиво занялись мелкой торговлишкой. Ообменивали мелкий товар на хлеб. В обмен на хлеб татары сельским жителям предлагали: сахарин, серу, булавки, богородскую травку, лечебные корешки и тараканий мор. Татарята, не просили милостыни ради Христа, а научились выпрашивать хлеб разными забавных песенками, вроде «Чушки-вьюшки, дай ватрушки!» и сердобольные мотовиловские бабы и старушки, ожалившись над голодными татарятамии давали им спасительный от голода хлеб!

В Мотовилово заглядывали и савояры, с показом, при помощи увеличительных стёкол забавных, красочных картин. За какой-то хлебный блин, при помощи приспособления напоминающего фотоаппарата на ножках, можно было досыта насмотреться на диковиные картинки – увидеть города, таинственные крепости и моря, и корабли в них.

Хотя около мотовиловцев и кормились немало чуваш и мордвов, но сами не все ели вдоволь хорошего хлеба. В редких семьях выпекался хлеб без примеси картошки или лебеды, так-что некоторые хозяйки выпекали хлеб похожий на дуранду, черный, как земля. Безвкусными и непитательный. Недоедание и плохая, неполноценная пища вызывали разнообразные болезни среди людей: болели глаза, на руках появлялись гнойные болячки (шолуди), на головах детей появлялись болячки (золотуха). По веснам, целые семьи, от недостатка хлеба, выходили на подножный корм – ели пестушки, щавель, столбунцы, медяницу, дикую редьку, лесные ягоды и грибы. Большим подспорьем к хлебу, были желуди, доставаемые с дубов, благо их в эти годы было обилие. Люди на лошадях и пешком отправлялись в дубравы для сбора желудей. Заготовленные желуди рассыпались на печах и длительное время сушились и подкаливались, создавая потеху для ребятишек: они в зимнее время греясь на печке лакомились поджаристыми желудями наедаясь до отвала, страдая после этого то запором, то поносом.

А власть в лице комбеда, делала свое дело. Не взирая на то, что у жителей села и так мало хлеба, он производил продовольственную развёрстку среди хозяйств села, опустошая скудные запасы зерна. Люди сопротивлялись, утаивали тощие запасы хлеба, припрятывали его в укромные и потаённые места. Комбед, с помощью вооружённых солдат производил обыски – спрятанный хлеб находили, безоговорочно его отбирали и сдавали в общественный амбар-магазей.

Имеющийся в хозяйствах скот от бескормицы хирел и болел. К весне, некоторым хозяевам приходилось подвешивать на веревках лошадь или корову, придавая им этим надлежащее положение и не давая валяться на земле врастяжку. Многие лошади болели паршой – облезлостью кожи. Шерсть с них спадала, и они были почти голые. На улице Слободе, около дома старосты Капустина, была устроена камера коптилка, в не заводили паршивую лошадь для окуривания серным дымом, после чего парша у лошади пропадала. Во многих хозяйствах, скот подыхал, и частенько можно было наблюдать, как лошадь или корову погрузив на телегу, отвозили в бор и оставляли не закопанные.

Из-за обилия палятины, в лесу развелось много волков. Около скотских кладбищ, они устраивали пиры и волчьи свадьбы, и обнаглев, стали устраивать набеги на села. Забирались во дворы, или подкапывались под стены конюшен, и похищали скот, последнюю овечку или козу.

На волков, жители села, устраивали облавы. Сельские охотники с ружьями, а люди, не имеющие ружей, вооружались топорами, железными вилами и клюшками выходили в лес на облаву. Такому вооружённому отряду приходилось обкладывать стаю волков, и в село возвращаться с парой, а то и с тройкой убитых волков. Но все-же нет-нет, да и залезут волки в чей-либо двор, подкрадутся к отощавшей овце, зарежут ее на месте, вытащат на простор, и поволокут добычу в лес – тогда у них и пир горой. Обеспокоенные волчьими набегами, люди стали обращаться к сельским властям с просьбой об уничтожении волков, а власти просили и обязывали охотников, чтобы они устраивали облавы на обнаглевших волков-супостатов. Охотники, в свою очередь, со всей деловитостью, и задором готовились к походам на волков, изыскивали порох и дробь, приобретали капканы, которые ставили на волчьих тропах.

Конец войны и земля

Затихала гражданская война, стал постепенно утихомириваться народ. Стали, понемножку, солдаты возвращаться домой к своим семьям, к своим хозяйствам. Стали поправлять свои, обветшалые за войну, постройки стали обзаводиться лошадьми, готовясь к традиционному землепашеству.

Вышедший от новой власти лозунг: «Фабрики – рабочим, земля – крестьянам!» всколыхнул русское крестьянство на новое отношение к земле. Перво-наперво, некоторым мужикам, используя волю на землю, не захотелось жить и теснотиться в большом селе. Их соблазняли просторы, и они решили выехать из села: кто на заполицу, на Баусиху, а кто на посёлок Сады. Таких хозяйств в селе набралось десятка полтора. Они со своими семьями, и всем своим движимым и недвижимым имуществом и добром выселились из Мотовилова и поселились на новых, просторных местах, где и земля-то рядом, и лес с дровами и луговыми угодьями под боком. Но вот беда, на Баусиху, въехали преимущественно одна беднота, люди нетрудолюбивого склада, и страстные любители выпивки.

Хотя новая власть всячески и помогала выселенцам, и всячески подворствовала им, но дело у них клеилось плохо, недаром про жителей Баусихи была сложена песенка: «Баусиха хлебородная, весь хлеб пропила, а сама голодная!».

Когда посёлку Баусихе нарезали землю (для этой цели был выслан из Арзамаса землемер), то часть пахотной земли было отрезано от массива земли принадлежащей селу Волчихе. Волчихинские мужики, встревоженные этим фактом, запрепятствовали этому вероломству, и один мужик пошёл в ярости до того, что полез на землемера в драку. Землемер, защищавшись, выхватил из кармана наган и выстрелом убил мужика наповал.

Пока, в панике, мужики хлопотали около убитого односельчанина, землемер не растерялся, вскочил верхом на лошадь и ускакал в Арзамас. После этого случая, по всей приближенной округе разнеся слух: «Межевой волчихинского мужика убил!». Хотели, было, волчихинцы на землемера в суд подать, да их разговорили, что мол, межевой-то действовал по указанию органа власти, значит был прав. Так дело убийством мужика и заглохло. В память погибшего, на месте его гибели, поставили крест, который свидетельствует о происшедшей здесь трагедии, возникшей на почве спора о меже земли-кормилицы.

Работа на железной дороге

Голодовка, и безденежье, погнали мотовиловских молодых мужиков и парней, на железную дорогу (на чугунку) на заработки. Рабочим-ремонтникам, за работу, по замене шпал и очистке кюветов выдавалась зарплата деньгами и