подгнивший у земли столб, поддерживающий систему перекрытия двора. К счастью, ребятишки вскоре устали от злонамеренной работы. Доконать столб они решили отложить на завтра, и их «работу» своевременно заметил хозяин Василий Ефимович. Отругав ребят, по неведению надавал подзатыльников старшим братьям. Этим самым спас, возможно, жизни ребят-малышей, которые обещались «работу» закончить, а от этого мог рухнуть весь двор и придавить незадачливых тружеников.

Привелось как-то зимой Ваньке мыться в бане с дедом Михаилом. После того, как дед вымыл Ваньку, стал его одевать. Надев на него портки, не мог по-ванькиному приспособить мышку (которая служила, чтоб портки не спадали). Дед, ее приспосабливая, клал то на правое, то на левое плечо Ваньки, а ему все казалось так и не так. Разозлившись и разгневавшись на Ваньку, дед досадливо закричал:

– Возьми свою мышку в зубы, да убирайся отсюда к черту!

Выругался он, а потом, спохватившись, раскаянно проговорил:

– Прости меня, Господи, за прегрешение!

Кое-как натянув на Ваньку остальную одежду, дед вытолкнул его из бани. Вскоре после этого случая дед заболел и умер. На похоронах его, учительница Надежда Васильевна, имея знакомство с семьей Савельевых, идя за гробом деда Михаила, несла на руках Ваньку. Ванька вместе с братом Санькой иногда посещал в качестве наблюдателя школу. Он смиренно сидел за партой рядом с братом, заинтересованно наблюдал и слушал объяснения учительницы Надежды Васильевны, которая не только не хотела выгонять с уроков Ваньку, а наоборот, приветливо и любезно относилась к нему.

Однажды во время стрижки машинкой учеников Надежда Васильевна предложила:

– Давай, Ваня, и тебя подстригу.

Ванька не отказался: густо отросшие кудрявые волосы ему были впомеху. Он не жалел их, потому то из-за них его дразнили «кудрявым тараканом». Сожалея о кудрях, учительница остригла Ваньку наголо, проговорила:

– Вот, ты какой стал, как голыш. Ну да ничего, кудри у тебя скоро опять вырастут.

Ванька от братов-учеников выучил некоторые стихотворения и нёмо лепетал, читая их наизусть. Взрослые, забавляясь лепетом, частенько заставляли Ваньку сказать стишок, и он начинал на своем языке:

– Тити-липати, и тита липата!

Все дружно и весело смеялись, а он сконфуженно умолкал.

Санька с Минькой часто нараспев читали в книге «Мир божий» стихотворение Никитина «Жена ямщика», и как только доходили до места «мальчуган кудрявый в старом зипуне», Ванька задавал рёвку. Ему казалось, что это поется про него. Ему думалось, что слова «мальчуган кудрявый» ругательные, и относятся именно к нему.

Однажды с Ванькой произошёл курьёзный случай. Мать, из полученного отцом на железной дороге по карточке, песка сварила самодельный сахар. Слив его в посуды с подложенной на дно бумагой, чтобы не пристало ко дну. Кусочек сахара с прилипшей бумагой мать дала Ваньке для лакомства. Ванька не смог дочиста ободрать прилипшую бумагу к сахару, так и съел с бумажкой, а потом ему показалось, что он допустил большую оплошность. Опечаленно раздумывая, что бумага в животе может закупорить все проходы и выходы, он с озабоченным лицом подошёл к матери и жалобно проговорил:

– Мам, а я сахар съел совсем с бумагой. Что теперь будет?

Случайно находившийся в это время у Савельевых Николай Смирнов, быстро подхватив озабоченность Ваньки, обычной скороговоркой сказал:

– А получится то, что будешь ср…ть газетами!

Все дружно рассмеялись, а Ванька, обидясь и застеснявшись, забился в угол и там смиренно пришипился, его пугала неизвестность последствий от съеденной бумажки.

– Ишь, пострелёнок, сразу же и обиделся, – весело хохоча, заметил Николай. – Ну, ну, не унывай, ничего не случится, а случится, так до свадьбы все заживёт! – усмехаясь, успокаивал Николай Федорович, – хотя в правду сказать, и газеты-то не впомеху, – балагурил он.

Детство. Похождение на чугунку

Вздумалось же бесенятам, Саньке Федотову и Ваньке Савельеву, по примеру старших, пойти на станцию работать на чугунку, а им всего по пяти лет. А это все Санька, взманил Ванька, пойдём да пойдём на чугунку. Собрались и пошли, а сами даже и не знают, где находится эта заманчиво-соблазнительная чугунка. Взрослые не придали значения их сборам.

Выйдя на задворки около овинов, они остановились в размышлении, в какую сторону податься. Ванька предлагал идти влево, так как он с отцом на станцию Серёжу ездил именно в ту сторону. А Санька, имея представление, что станция находится в правой стороне, указывал пальцем на село Вторусское. Но спорить с Санькой все равно, что просить посторониться столб. Имея болтливый язык и развязанное упрямство, он так и пересилил Ваньку. И они пошли по ложному пути, поднимая босыми ногами густую июньскую дорожную пыль.

Пройдя в полпути, Ванька вынул из кармана взятый из дома пирог, начинённый картошкой, хотел поесть, но, разморенный зноем, укусив два раза, бросил пирог в придорожную пыль. Подойдя к Вторусскому и осознав, что там нет никакой станции и чугунки, они поняли, что заблудились. Они устало побрели к сараям, около них оказались такие же ростом, как и они, чужие ребятишки, которые играли, упражняясь с кнутом. Недолго думая, эти ребятишки стали агрессивно нападать на путешественников, и дело окончилось тем, что, хлеща кнутом обоих «героев» захлестнули Ваньке глаз. От испуга, обиды и страха они задали такую рёвку, что на их вой прибежала одна тётенька, и взяв под защиту горе-работничков, осведомилась, откуда они. Они только и могли вымолвить сквозь горькие всхлипывания – «из Мотовилова!»

Тётенька эта наказала в Мотовилово о двух присталых заблудившихся отроках. Вскоре за ними прибежали за Санькой его брат Панька, а за Ванькой его брат Минька.

Горе-труженники были водворены домой и долгое время были причиной и предметом забавных расспросов и неудержимого шутливого смеха над неудавшимся похождением малышей.

Дружба между Ванькой и Санькой временно была прервана. Ванька долго не мог простить Саньке за его упрямый язык и неосведомленность, принёсшие им столько неприятностей…