лучшим образом. Он не считался ни со временем, ни с погодой. В проливной дождь первым падал на разбухшую землю, показывая, как правильно переползать. Выматывался до предела, демонстрируя каждому бойцу приемы штыкового боя. Но и с людей требовал без всякого спуска.

Сначала Павел опасался: не выдержат ученики нагрузку, пойдут жаловаться или разбегутся. Как ни говори — люди после смены, дома их ждут заботы. Он сказал им: «Терпите, товарищи. Сначала помучаетесь, потом втянетесь. За два месяца вы должны стать солдатами. Неумелые гибнут в первую очередь».

И они терпели. Павел видел, как им трудно. Но не было ни одного упрека, никакой воркотни. Может, в этом и проявлялась сознательность, о которой говорила Зинаида Мефодьевна? Понимали люди, что Республика в опасности, что все туже стягивается кольцо фронтов. А надеяться не на кого. Кто защитит? Только сами себя.

Занимаясь с ними, Павел впервые в жизни почувствовал, что он нужен. Нужен этим усталым людям, которые видят в нем своего командира, нужен секретарю партийной ячейки, нужен своей бывшей учительнице. Ему было приятно услышать похвалу, когда подготовку его групп признали лучшей.

— Все, Павел, — сказал ему секретарь партийной ячейки. — Телеграфистов у нас хватает. А вот райвоендор Всевобуча слабое место. Пойдешь?

— Раз надо — пойду.

— Решено. И захвати-ка вот это, — протянул секретарь сверток. В нем оказались тоненькая брошюрка — Программа Российской Коммунистической партии (большевиков) — и солидный том «Капитала».

Недели через две Павел снова пришел в ячейку. Секретарь, приглаживая усы, ждал, что он скажет.

— Программа мне очень понравилась. Такую программу я полностью принимаю, — заявил Белов. — А вот с «Капиталом» не получается. Трудно. Никак не вникну.

— Я, между прочим, тоже, — вздохнул секретарь. — Да и некогда. Видно уж, потом учиться будем. А сейчас, Паша, революцию крепить надо… Ну, ты как?

— Просить буду, чтобы взяли в ячейку.

— Ладно. Обсудим.

9

В августе 1918 года коммунистическая ячейка станции Иваново Северной железной дороги приняла Павла Белова в группу сочувствующих. Ячейка была большая, человек девяносто, но на собрания приходила едва половина. Многие машинисты, кочегары, кондуктора — в разъездах. На плечи тех, кто оставался на месте, ложилась двойная нагрузка.

Павел был почти бессменным секретарем всех собраний. Его посылали по делам ячейки в Москву, поручали распределять валенки среди работников воендора, снабжать горячей пищей красноармейцев, охранявших станцию. Но главным испытанием явилась для него поездка с продотрядом в Пензенскую губернию.

На город ткачей надвинулся голод. В Иваново-Вознесенске почти не осталось хлеба. Было решено послать на юг несколько пульмановских вагонов. Главное — обернуться как можно быстрее, пока голод не свалил с ног рабочих.

Отряд вез с собой на обмен хлопчатобумажные ткани, вез деньги — все, что удалось наскрести в городе. Обязанности среди коммунистов распределили заранее. Павел Белов отвечал за охрану.

«Помни, Паша, — на прощание сказал ему секретарь, — каждое зернышко — это чья-то жизнь!»

На станции Воейково, когда собрались в обратный путь, среди дня кинулись к вагону бандиты. Павел рассчитал точно. Лег между шпалами за массивным колесом. Подпустил бандитов впритык и, едва начали они ломать дверь, метнул им под ноги две гранаты-бутылки.

Сам поднялся потом оглушенный, контуженный взрывами.

Когда пришли в родной город вагоны с хлебом, когда вновь заработал остановившийся было мельзавод, Павел подал заявление о переводе его из числа сочувствующих в члены РКП (б). В январе 1919 года ивановские коммунисты-железнодорожники единогласно приняли Белова в свою ячейку.

Давний дружок-приятель, вместе с которым Павел жил на квартире, не скрывал своего удивления:

— Ты соображаешь, Павлуха, что делаешь?! Ты на карту взгляни! Белогвардейцы со всех сторон обложили. Вот такой пятачок остался. А в пятачке восстания, голод, разруха. Еще месяц-другой — и лопнет Советская власть. На виселицах коммунисты будут болтаться. Служил бы ты потихоньку. Зачем голову в петлю суешь?

— Это еще бабушка надвое гадала, — отмахивался Павел. — Еще не известно, они нас или мы их. А уж если и погибну, то хоть знать буду, за что.

— Ну-ну, объясни!

— Хотя бы за своих земляков, ясно? Чтобы к ним прежняя жизнь не вернулась. Ты сам знаешь, какая каторга на фабриках была. Отец мой служащий, и то в тридцать четыре года от чахотки свалился. Раз уж поломали эту собачью жизнь, надо ломать до конца и строить новую. Все. С этой дороги меня не свернешь!

10

«На вокзале давка. Народу — темная темь. Красноармейская цепочка по перрону чуть держит оживленную, гудящую толпу. Сегодня в полночь уходит на Колчака собранный Фрунзе рабочий отряд. Со всех иваново-вознесенских фабрик, с заводов собрались рабочие проводить товарищей, братьев, отцов, сыновей… Эти новые „солдаты“ как-то смешны и неловкостью и наивностью: многие только впервые одели солдатскую шинель; сидит она нескладно, кругом топорщится, поднимается, как тесто в квашне. Но что же до того — это хлопцам не мешает оставаться бравыми ребятами!..»

Лет через десять откроет Павел Белов книгу со знакомой фамилией «Дм. Фурманов» на обложке, пробежит глазами по первым строчкам и словно бы вновь окунется в напряженную, тревожную атмосферу тех дней. Вспомнится могутная черная толпа на перроне, бледный от волнения Клычков-Фурманов, поднявшийся на ящик, чтобы сказать прощальное слово.

Павла не взяли тогда на фронт: он должен готовить новые кадры. Но среди тысячи бойцов первого рабочего отряда были пятьдесят человек из числа тех, кого Белов научил стрелять, колоть штыком и переползать под вражьими пулями. Он жал им руки, напутствуя в дальнюю дорогу.

Эти ткачи и железнодорожники станут потом отличными солдатами; словно цементом, скрепят они своей организованностью и дисциплиной крестьянские полки легендарной Чапаевской дивизии. Они первыми наденут суконные шлемы с красной звездой, введенные Фрунзе для рабочих отрядов. Чем-то похожи эти шлемы с шишаками на шеломы древних российских витязей-богатырей. Поэтому и название им дадут красивое и точное — богатырки. Одежда красных богатырей! Лишь спустя время переименуют их в буденовки и так увековечат в картинах, стихах и песнях.

11

В марте 1919 года в Иваново-Вознесенск приехал Луначарский. Был собран городской партийный актив. От железнодорожников послали Белова.

Говорил Луначарский просто, горячо и доходчиво, не заглядывая в бумажку. Цифры, названия, фамилии, даты — как хранил он все это в памяти?! Рассказывал о делах далеко не радостных. Мировой капитализм сомкнулся с белогвардейцами в едином усилии задушить молодое государство трудящихся. На фронтах тяжко. Надо напрячь все силы, чтобы выправить положение. Поэтому ЦК партии принял решение провести мобилизации коммунистов на фронт. Это помимо того, что иваново-вознесенцы дают в общем порядке.

Городской актив единодушно высказался за мобилизацию.

По разверстке губкома партии