Зато, когда инвесторы уйдут, я непременно узнаю, в чем там причина ее «не могу». И вообще насрать, получиться ли после такого заключить сделку — во мне столько злости, что успокоиться сегодня вообще не представляется возможным.

Я вспоминаю, что утром хотел «подавать месть холодной», и сам же мысленно плюю на эту мысль.

Я выбью всю дурь из этой девчонки! Сегодня же!

Аврора

В моей жизни всегда было место хорошим вещам.

Ну просто я привыкла, что отец хорошо зарабатывает, а мамины картины со временем стали приносить отнюдь не маленький доход. С самого детства я могла подойти к отцу со слегка увлажнившимися глазами — и получала любую тряпку и игрушку, которую захочу.

Возможно, именно поэтому к девятнадцати годам мне стало глубоко плевать, какие вещи носить. Фирменная или с рынка — абсолютно не важно, если шмотка хорошо сидит, и лично мне нравится. Мама такой подход разделяла, и говорила, что это и есть настоящая «дороговизна» — плевать на чужое мнение, и не гнаться за придуманной кем-то модой.

Только сегодня, похоже, впервые данное правило решило сыграть со мной злую шутку.

Не далее, как вчера, проводив отца и прогуливаясь по незнакомому району, я наткнулась на небольшой киосок, где торговала милая бабулечка. Выцепив взглядом среди странных свитеров и аляпистых джинс симпатичную юбку-карандаш, с почти незаметной темно-серой нашивкой на поясе в виде котят, я не смогла пройти мимо, и купила вещь за сущие копейки.

Крайне обрадованная, нацепила юбку на пару с рубашкой из натурального шелка, и довольная, отправилась в офис.

Думаю, не стоит описывать моего дикого стона, когда, наклонившись за пачкой бумаги у принтера, моя супер-обновка дала резкую трещину прямо по заднему шву.

Проведя рукой по филейной части, я нащупала ткань трусиков, и поняла, что дело дрянь.

— Лена! — взмолилась, глядя на щелкающую мышкой напарницу.

— Для тебя — Елена Петровна! — рявкает все еще обиженная мадам, надменно задрав нос.

— Да хоть Батьковна, только выручи, умоляю!

С интересом взглянув на слегка развернувшуюся задом меня, длинноногая дрянь прыскает, и показывает мне большой палец вверх.

— Трусы — полный атас, подруга! — ржет Лена, и я с запозданием вспоминаю, что надела свои любимые — ярко-желтые в белый горох.

Вкупе с черными чулками с кружевной оборкой выгляжу, конечно, живописно. Но не планировала я сегодня ни перед кем раздеваться, уж простите!

— С такими ты начальника у меня точно не уведешь, — продолжает глумиться Лена, а мне от обиды хочется рыдать.

— Да сдался мне твой Орлов! — шиплю, складывая руки в просящем жесте, — хочешь, я больше и слова дурного про тебя при нем не скажу, только одолжи на время свой кардиган… Он как раз прикроет мне все, а завтра я верну, честно!

— К боссу сейчас придут инвесторы, — поправляя очки с ненастоящими линзами, довольно произносит Лена, — и наверняка Максим Олегович попросит кофе. Я в бухгалтерию, возьму на завтра отчеты… Удачи, подруга!

Я, просто не зная, как быть, сажусь на свой стул, и очень вовремя — спустя пару минут в кабинет заглядывают мужчины. Леночка предупреждает Орлова о прибытии партнеров, и решительно поднимается со стула. Довольно скалясь, цапля быстро-быстро покидает приемную на своих огромных каблучищах.

А я, чуть не плача, и пытаясь не сгореть со стыда, по селектору объясняю Орлову, что просто не могу прийти к нему в кабинет.

Когда мужчины, спустя сорок минут, покинули босса, я даже не смотрела им вслед, сгорая от стыда.

А когда раздается звук селектора, и начальник убийственно-спокойным тоном просит меня зайти, хватаю первую попавшуюся папку, и, прикрыв задницу, отправляюсь на верную смерть.

— Ну что, Аврора Владиславовна, — попивая коньяк, и не глядя на меня, как бы в пустоту произносит Орлов, — объясните, отчего я могу лицезреть вашу прекрасную фигуру лишь в одиночестве своего кабинета?

Кажется, сделка все же прошла удачно, потому что настоящей злости в его глазах я не замечаю. Или мне так только кажется…

— Чего молчим, красавица? — спрашивает, и обращает ко мне взгляд, тут же прищуриваясь, и стараясь понять, что я держу в руках, — хм.

Я краснею, потому что вижу в его глазах просто дьявольский огонек, и от нахлынувших чувств непроизвольно икаю.

— Повернись.

Я медленно делаю полукруг, и так и держу папку, плотно прижимая к ягодицам. Знаю, что по краям с одной стороны заметно кусок оторвавшейся ткани — и молюсь, чтобы не пришлось ничего объяснять.

— Убери папку.

Чего?! Я резко разворачиваюсь, гневно глядя в лицо улыбающемуся начальнику.

— У меня порвана юбка!

— Я знаю. Именно поэтому и говорю — убери папку.

От охватившего негодования у меня на время отнялся язык, и, несколько раз хватанув пустой воздух, я с раздражением захлопнула рот.

— Черт, у тебя реально кончились слова? Убирай папку, детка, пока я могу полюбоваться на это в тишине!

— Что?! Ты, больной кобель, решил удовлетворить свои идиотские фантазии?! Да моя задница еще и не таких обламывала! Выкуси!

Я показываю вполне себе пригодный фак, одновременно другой рукой придерживая папку как можно ровнее, а Макс медленно поднимается с кресла, и лениво направляется ко мне.

— Позволь напомнить, что твоя драгоценная задница на эти пару месяцев принадлежит мне. И, если будешь хорошо себя вести — я, возможно не стану жаловаться твоему отцу на неисполнение прямых обязанностей.

— Ах ты…

Кажется, мои следующие действия нельзя назвать умными. Да даже просто адекватными-то с трудом. Потому что, перестав думать о последствиях, я бросаю в Орлова первое, что попадается под руку — а именно, прикрывающую мой зад папку.

— Умница, детка, — довольно ловит предмет у самого лица Макс, и делает еще шаг ко мне, — а теперь команда номер два — повернись.

— Еще чего! Облезешь, и неровно обрастешь! — нервничая, рявкаю я, и пытаюсь по-быстрому задом сбежать из кабинета.

Макс ловит меня уже у самой двери, и так спешит, что неожиданно наваливается всем телом. Я упираюсь спиной в дверную ручку — и от резкой боли громко стону ему прямо в губы.

— Гм, малая, это приглашение?

— Не дождешься! — гневно шиплю я, и сама не понимаю, как его язык проникает в мой рот.

А затем, спустя целую минуту моих отчаянных сопротивлений, я наконец расслабляюсь, и податливо стону ему в губы:

— М-а-а-кс…

Максим

Клянусь, я хотел ее придушить!