— Вот, именно так, именно так, — сказал он, задумчиво кивая головой, — видать Остап, многое рассказал тебе о произошедшем. И как, тебе не показалась вся эта история странноватой?

— Показалась, но…

— Что но? Ты не знаешь, а если узнаешь, не поверишь, лишь потому, что эта история не твоя, совсем не твоя, — сказал он, проводив её взглядом, на развилке путей.

— Пока, — произнесла она своим милым голосом ему на прощанье.

— Прощай, — лёгонько дёрнув пальцами простёртой к верху руки, смотря ей вслед, произнёс он.

***

Всю ночь он не спал, задремав лишь под утро. Что-то странное вновь мерещилось сквозь сон. Валявшиеся повсюду полуобнажённые тела молодых девушек, наряженных в карнавальные маски, с натянутыми поверх медицинскими марлевыми повязками, перекатывающиеся друг через друга, как «перекати поле».

Гриша вроде бы открыл глаза, и увидел перед собой Аню, лежащую рядом с ним, смотрящую ему прямо в глаза. Он резко развернулся, встретившись с Дашей, также спокойно лежащей и смотрящей на него, что в отличие от Ани совсем не вызывала, а даже глушила в нём тревогу. Гриша, недолго думая переполз через неё, как бы закрывшись ею от Ани, и очередной сон тут же оборвался, вернув чувство реальности своему хозяину, лишь тогда, когда тот уже лежал на полу.

— Суд уже завтра, а я? Что я? Мне, наверное, уже без разницы, стоит ли вообще бороться со всем этим, — горько думалось в его голове, гуляющему в полубодром состоянии по местному скверу.

Уже стемнело, зажглись фонари. По безлюдной улице прошлось пару людей. И на самом краю сквера вновь появился Григорий. На другом краю появился кто-то ещё. Фонарь зажегся над её головой, и Гриша увидел, что это была Даша, по всей видимости, возвращавшаяся домой после института.

Слёзы навернулись в его глазах сами собой. Он почувствовал непреодолимое желание подойти к ней, чтобы хотя бы поздороваться. Они пошли навстречу друг к другу. Под конец они уже начали бежать. И уже, будучи перед самым её носом, он упал на колени.

— Извини меня, Даш, извини, — сказал он чётко, — я сумасшедший, мне больше не к кому идти.

— Ничего, ничего, — присев рядом с ним на корточки, начала она успокаивать его, по-матерински обняв, поглаживая по голове, — все будет хорошо, всё пройдёт, ничего не останется.

***

— Ну вот и всё, — сказал Гриша, ополоснув лицо в раковине туалета, расположенного в здании суда, смело посмотрев в зеркало, столь совершенно другим, не тем что был ранее, взглядом, что совсем не старил, а предавал некой зрелости его молодому лицу.

Через пять минут он был уже в кабинете своего адвоката.

— Вам не стоит беспокоиться! — сказал адвокат, наконец, оторвав свой взгляд от разложенных по всему столу бумаг.

— Тоже самое сказал мне и следователь.

— Следователь? — немного удивившись, спросил он Гришу, — не ошибся, это точно!

— Да, точно. И раз уж это так, не томите, я вас слушаю.

— А что вам меня слушать, факты говорят за нас с вами вместе взятыми, всё услышите на заседании.

— Мне надо знать, каковы обстоятельства, оправдывающие мою невиновность, хоть я и по самой сути ни в чем не виноват.

— Вот именно, зачем мне говорить вам о том, что вы и так прекрасно знаете, — ответил он, размахивая перед ним фонариком своего телефона, будто гипнотизируя, — тем более осталось уже меньше часа, и я боюсь, что не успею подробно рассказать вам все те доказательства, подтверждающие вашу непричастность к чужой сердечной недостаточности.

— Так значит, он болел?

— Вот именно! И все остальные факторы, в том числе последние дни жизни умершего рядом с вашим домом гражданина здесь, — сказал он, указав на чёрную папку, лежащую на столе.

— Знать бы, в чём меня обвиняют.

— Как же, вы наверно запамятовали, следователь сообщил вам, что вы обвиняетесь в неоказании помощи!

— В том то и дело, что не забыл, а лишь хотел проверить, так, на всякий случай, об одном ли и том же ваша со следствием песня.

— О чём вы, разве в таком деле может быть какая-то путаница?

— Хм, — горько ухмыльнулся Гриша, — даже не представляете, какая путаница может быть не только в подобных делах, а в целом в жизни, и не одного человека, а наверное всего мира в его глазах.

***

По залу разнёсся стук судейского молотка. Присутствовали все, кто хоть что-то мог знать по этому делу: Антон, Остап и даже Даша, отпросившаяся из института на время заседания. На скамье подсудимых был Гриша, а сторону обвинений представляла Настина мама.

Прокурор зачитал содержание дела, полное юридических терминов и малопонятных фраз. Присутствующим удалось уловить лишь суть, итак ясную им до сего часа. Слово предоставили адвокату:

— Уважаемый суд, мой подопечный не отрицает косвенную возможность отношения его к случившемуся, — сказал он, как Настя, сидевшая рядом с Антоном, очень тихо, но довольно заметно, хихикнула, — но нами собрано множество доказательств того, что семья Сухих, сама виновата в смерти их отца и мужа, более того, подстроив всё так, чтобы подставить под это преступление защищаемого мною человека. Достаточно ознакомиться с находящимися в материалах дела показаниями соседей семьи Сухих. Большинство соседок утверждают, что знали о наличии продолжительной ишемической болезни у Максима Валерьевича Сухого, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, а также о злоупотреблении алкоголя данным гражданином. Давая показания, соседи сообщили, что ровно за две недели до гибели обозначенного гражданина, являлись свидетелями того, как дочь и жена Максима Валерьевича Сухого выгнали его из дома, за очерёдное алкогольное опьянение, вследствие чего, тот начал бродяжничать и имеющаяся у него болезнь стала прогрессировать ещё сильнее. В наличии также видеозапись боковой камеры моргового помещения, на которой запечатлен момент опознания тела Сухого Максима Валерьевича, свидетельствующий о том, что расчёска, с присутствующими на ней отпечатками пальцев моего подопечного, оказавшаяся в кармане умершего, была подкинута его дочерью Анастасией. И в заключении, множественные показания иных людей подтверждают факт потери памяти и двухнедельное бродяжничество Сухого Максима Валерьевича.

— Чепуха, — закричала Настя, нервно теребя кулон на своей шее.

— Тишина в зале, — приказал судья, постучав молотком, после чего по залу пронёсся негромкий говор.

— Ходатайство о предоставлении слова свидетелям, — попросил адвокат.

— Суд предоставляет слово свидетелям, — скомандовал судья.

И это был конец, конец клевете и всевозможной неправды брошенной в сторону Григория. Соседи Сухих, уличные прохожие и даже родители Гриши в точности подтвердили слова Адвоката.

— Подсудимый, вам предоставляется последнее слово, — обратился к нему судья.

— Даже не знаю, что и сказать, — начал Гриша, встав