– Естественно! Даю слово, Сэм. Жюри будетсостоять из настоящих патриотов, людей твоего склада, старина, из действительнобелых. А они тоже боятся отпускать своих детишек в школу, если там учатсячерномазые. Это достойные граждане великой страны, Сэм. Мы посадим двенадцатьтаких человек за стол, объясним им, как поганые иудеи подняли шумиху вокругнадуманных кликушами прав. Верь мне, Сэм. Проблем не возникнет! – Нависнув надшатким столом, Кловис дружески похлопал собеседника по плечу. – В моей практикевсе это уже было.

Ближе к вечеру на Кэйхолла надели наручники ивывели из здания тюрьмы к полицейскому фургону, чтобы доставить в суд.Оказавшись на улице, Сэм попал под перекрестный обстрел армии фоторепортеров.Другая не менее многочисленная, группа поджидала его во дворе суда.

В кабинет муниципального судьи Сэм вошелплечом к плечу с досточтимым мэтром Кловисом Брэйзелтоном. Уверенным тономадвокат отказался от предварительного слушания, после чего подписал несколькобумаг. Двадцать минут, и Кэйхолл вновь заходил в свою камеру. Пообещав черезпару дней появиться опять и начать выработку стратегии, Кловис зашагалнавстречу журналистам.

* * *

Внимание прессы к событиям в Гринвилленесколько ослабло только через месяц. 5 мая 1967 года Сэму Кэйхоллу и ДжеремиДогану правосудие штата предъявило обвинение в умышленном убийстве. Собравшейсяпублике окружной прокурор объявил, что потребует для обвиняемых смертногоприговора. Имя Ролли Уэджа в зале суда не прозвучало. Ни полиция, ни ФБР дажене подозревали о его существовании.

Представлявший интересы теперь уже двухобвиняемых, Кловис Брэйзелтон сдержал слово: новое слушание состоялось 4сентября 1967 года в округе Неттлс, то есть более чем в двухстах милях отГринвилла. Происходившее напоминало цирк. На широкой лужайке перед зданием судакуклуксклановцы разбили лагерь и в течение часа громко скандировали своилозунги. В действе приняли участие их собратья из соседних штатов; желавшиевыступить становились в очередь. Усилиями организаторов митинга Сэм Кэйхолл иДжереми Доган предстали в образе ангелов-хранителей белой расы, имена героевсотни, тысячи раз выкликались их восторженными поклонниками.

Журналисты, наблюдавшие за спектаклем,терпеливо выжидали. Полно их было и в зале суда – под деревьями остались лишьсамые нерасторопные. Они следили за действиями членов Клана, вслушивались впылко произносимые речи. И чем заметнее был интерес прессы, тем продолжительнеестановились эти речи.

Для Кэйхолла и Догана новое слушание проходиловесьма гладко. Кудесник Брэйзелтон усадил-таки на скамью присяжных двенадцать,как он предпочитал их называть, патриотов и принялся за пробивание брешей ввыстроенной прокурором системе обвинения. Главным аргументом адвоката явилосьто, что все улики были лишь косвенными: никто ведь не видел, как Сэм Кэйхоллзакладывал бомбу. Кловис драматическим жестом подчеркнул данное обстоятельство,и, судя по лицам присяжных, оно произвело впечатление. Нанятый Доганом, Кэйхоллприехал в Гринвилл по делам и всего только появился у офиса Крамера внеподходящий момент. Вспомнив о погибших во время взрыва мальчиках, Брэйзелтонпрослезился.

Бикфордов шнур оставил в багажнике “понтиака”,по-видимому, прежний владелец машины, мистер Карсон Дженкинс, подрядчикстроительной компании в Меридиане. В письменных свидетельских показаниях мистерДженкинс подтверждал, что по роду профессии ему постоянно приходится иметь делос динамитом. Кусок шнура он просто забыл вытащить из багажника, когда продавал“понтиак” Догану. Мистер Дженкинс, читающий по воскресеньям лекции в церковнойшколе, являет собой пример добропорядочного гражданина, слова которого невызывают и тени сомнений.

И к тому же состоит членом Ку-клукс-клана, очем, правда, в ФБР не догадывались. Нет, Кловис Брэйзелтон сыграл свою рольбезукоризненно.

Ни полиция, ни ФБР не знали и о том, что своюсобственную машину Кэйхолл оставил на стоянке трейлеров в Кливленде. В самыйпервый раз разговаривая из тюремной камеры по телефону с женой, Сэм дал супругечеткие инструкции: пусть сын, Эдди Кэйхолл, немедленно отгонит автомобильподальше. Такая предусмотрительность оказалась очень на руку защите.

Стратегия адвоката была простой, но достаточноэффективной: “Разве может кто-то доказать, что мои клиенты вошли в преступныйсговор? Неужели вы, присяжные округа Неттлс, обречете на смерть двух ни в чемне повинных мужчин?”

На пятый день суда члены жюри удалились насовещание. Своим подопечным Брэйзелтон гарантировал: они будут оправданы. Несомневался в этом и прокурор. Члены Клана на лужайке предвкушали победу.

Но приговор, обвинительный или оправдательный,так и не прозвучал. Двое присяжных упрямо требовали смертной казни. Потративпочти полтора дня на ожесточенные дискуссии, жюри вынесло вердикт: процессзашел в тупик, дело требует пересмотра. Судья назначил дату нового слушания, ивпервые за долгих пять месяцев Сэм Кэйхолл отправился домой.

* * *

Процесс возобновился шестью месяцами позже, вокруге Уилсон, лежавшем среди бескрайних сельскохозяйственных угодий, в четырехчасах езды от Гринвилла и сотне миль от Неттлса. Органы юстиции получилинесколько жалоб: оказывается, перед началом первой сессии члены Клана пыталисьоказать давление на потенциальных присяжных. В результате, руководствуясьникому не известными доводами, в качестве нового места судья выбрал район,кишевший куклуксклановцами и их сторонниками. Как и прежде, члены жюри былипоголовно белыми и без малейшей примеси еврейской крови в жилах. КловисБрэйзелтон придерживался уже оправдавшей себя тактики – он лишь пригласилмистера Карсона Дженкинса засвидетельствовать свои показания лично.Согласившись, тот принялся вдохновенно лгать.

Государственный обвинитель решил несколькоизменить стратегию, однако это ни к чему не привело. Умышленное убийствопревратилось в убийство по неосторожности. Вопрос о смертной казни отпадал, ижюри могло при желании признать Кэйхолла и Догана виновными. Наказание их втаком случае ждало бы более мягкое, но обвинение все равно оставалосьобвинением.

Однако имелись во втором процессе и серьезныеотличия. Три дня не сводил глаз с присяжных Марвин Крамер, сидевший винвалидной коляске. Его жена Рут попыталась присутствовать еще на первом суде,но буквально через день была вынуждена вернуться в Гринвилл: сдали нервы.Перенесшему шесть операций Марвину врачи категорически запретили появляться вНеттлсе.

Члены жюри старались избегать его испытующеговзгляда и проявляли удивительный для присяжных интерес к показаниям свидетелей.Лишь одна молодая женщина, Шарон Кулпеппер, мать двоих близнецов, не могла себясдержать. Глаза ее то и дело встречались с глазами Крамера. Марвин беззвучномолил ее о справедливости.