Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба мы соглашались, что наша старшая сестра в последнее время слишком уж задается. Я как-то не воспринимал Сью как девочку. Она была совсем не похожа на Джули – просто сестра, близкий человек. Однажды, когда долгим воскресным вечером мы разговаривали о родителях, Джули вошла в комнату. Я как раз говорил о том, что на самом деле они друг друга терпеть не могли и мама только обрадовалась, когда папа умер. Джули села на кровать рядом со Сью, скрестила ноги и зевнула. Я кашлянул и умолк.
– Ну, продолжай, – сказала Джули, – очень интересно.
– Да нет, я ничего, – сказал я.
– Угу, – ответила Джули. Она опустила глаза и слегка покраснела.
Теперь кашлянула Сью. Все мы молчали и ждали.
– Я просто говорил, что, мне кажется, мама не очень любила папу, – произнес я наконец, чувствуя себя очень глупо.
– Правда? – насмешливо спросила Джули. Видно было, что она злится.
– Не знаю, – промямлил я. – Может, ты знаешь?
– А мне откуда знать?
Снова долгое молчание, наконец Сью осмелилась сказать:
– Потому что ты с ней разговариваешь больше, чем мы.
Гнев Джули всегда выражался в презрительном молчании. Вот и сейчас она молча встала, подошла к дверям и только тогда сказала негромко:
– Это потому, что у вас обоих с ней нет ничего общего.
Еще помолчала у двери в ожидании ответа и вышла, оставив после себя легкий аромат духов.
На следующий день, после школы, я подошел к матери и сказал, что могу сходить с ней вместе в магазин.
– Я не буду покупать ничего тяжелого, – ответила она. Она стояла в холле, завязывала перед зеркалом шарф.
– Просто хочу пройтись, – пробормотал я.
Несколько минут мы шли молча, затем она взяла меня под руку и сказала:
– Скоро твой день рождения.
– Ага, очень скоро, – ответил я.
– Хочешь, чтобы тебе поскорее исполнилось пятнадцать?
– Не знаю, – промямлил я.
В аптеке мы ждали, пока аптекарь приготовит для матери микстуру, и я спросил, что сказал ей доктор. Мать рассматривала мыло в блестящей подарочной обертке; услышав мой вопрос, она положила мыло и весело улыбнулась:
– Да все они говорят одно и то же. Ерунду всякую. Сколько я уже их поменяла. – Она кивнула в сторону прилавка: – Я принимаю таблетки, и они помогают.
Мне сразу стало легче, и я предложил понести пакет с коричневым полным пузырьком. На обратном пути мама сказала, что мой день рождения надо отпраздновать – может быть, я хочу пригласить кого-нибудь из школы?
– Не надо, – быстро ответил я. – Пусть будут только свои.
Всю дорогу до дома мы строили планы праздника, и оба радовались, что наконец нашли о чем поговорить. Мать вспоминала вечеринку по случаю десятого дня рождения Джули. Я тоже это помнил – мне тогда было восемь. Джули горько рыдала, потому что кто-то сказал ей, что после десяти лет дни рождения не празднуют. Мы все потом долго над ней подшучивали.
Ни мать, ни я не упоминали о том, что этот праздник – как и все прочие праздники – нам испортил отец. Ему нравилось, когда дети ходят по струнке, сидят прямо, разговаривают тихо и вежливо – словом, соблюдают установленные им правила игры. Шум, беспорядок, бесцельная беготня выводили его из себя. Не было такого дня рождения, на котором он бы на кого-нибудь не срывался. Когда Сью исполнилось восемь, он наорал на нее и пытался отправить спать за то, что она бегала вокруг стола. Вмешалась мама – и больше мы ничьи дни рождения не праздновали. А у Тома и вовсе ни одного настоящего дня рождения не было.
Дойдя до ворот, мы снова замолчали. Пока мать рылась в сумочке, отыскивая ключи, я спрашивал себя, рада ли она, что на этот раз у нас будет праздник без папы.
– Бедный папа, – сказал я. – Он не сможет…
И она сказала:
– Бедняжка мой. Он бы так тобой гордился.
За два дня до моего дня рождения мать слегла.
– Когда надо будет, я непременно встану, – убеждала она меня и Сью, когда мы поднялись ее навестить. – Я ведь не больна – просто очень, очень устала. – Я видел, что ей трудно держать глаза открытыми.
Пирог она уже испекла и украсила его кремовыми кругами, красными и голубыми, а в центр пирога воткнула свечу. Эта одинокая свеча очень развеселила Тома.
– Тебе не пятнадцать! – вопил он. – Тебе всего годик!
Рано утром Том прибежал ко мне и запрыгнул на кровать.
– Вставай, новорожденный! Тебе сегодня годик!
За завтраком Джули молча вручила мне кожаный несессер, в котором обнаружились металлическая расческа и ножницы для ногтей. Сью подарила мне научно-фантастический роман. На обложке, на фоне темного неба и ярко сияющих звезд, огромный монстр сжимал в своих щупальцах космический корабль.
Я отнес поднос в спальню к матери. Когда я вошел, она лежала на спине с открытыми глазами. Я присел на край кровати, поставил поднос на колени. Она села, откинувшись на подушки, и сделала несколько глотков чая. Потом сказала:
– С днем рождения, сынок. По утрам в горле пересыхает – не могу говорить, пока чего-нибудь не выпью.
Мы неуклюже обнялись, она все еще держала в руке чашку. Потом протянула мне конверт, и я его открыл. Внутри лежала поздравительная открытка и две фунтовые бумажки. На открытке я увидел фотографический натюрморт: глобус, стопка старинных книг в кожаных обложках, удочка и крикетный мяч. Я снова ее обнял. Мама охнула – чашка в ее руках опасно накренилась и едва не соскользнула с блюдечка. Еще немного мы посидели вместе. Она сжимала мою руку в своей, желтоватой и морщинистой, – как куриная лапа, подумал я.
Все остальное утро я валялся в постели и листал книгу – подарок Сью. В первый раз в жизни я читал роман. На какие-то споры, миллионы лет дрейфующие по Вселенной, случайно упал особый луч одной умирающей звезды и породил колоссального монстра, который питается рентгеновскими лучами и бесчинствует на космической трассе Земля – Марс. Задача командора Ханта не только победить чудовище, но и уничтожить его гигантский труп. «Если мы позволим ему дрейфовать в пространстве вечно, – объяснял Ханту на одном из многочисленных совещаний какой-то ученый, – то не только создадим риск столкновения – нас ждет нечто худшее. Кто знает, что могут сотворить с этой гниющей горой материи другие космические лучи? Кто знает, какие еще чудовищные мутации может претерпеть это тело?»
Когда вошла Джули и сказала, что мама не может встать и поэтому праздновать мы будем у нее в спальне, я был так поглощен приключениями командора, что не сразу понял, о чем она говорит.
– И сделай одолжение, – добавила Джули, выходя, – ради мамы хоть раз в жизни умойся!
Когда настало время обеда, Том и Сью отнесли наверх посуду и пирог. Я заперся в ванной и встал перед зеркалом. М-да… Командор Хант определенно не взял бы меня в экипаж. Чтобы скрыть проблемы с кожей, я пытался отращивать бороду. Но волосков в ней было очень немного, и каждый из них, словно указующий перст, направлял взгляд к пламеневшему прыщу у своего основания. Я наполнил раковину горячей водой и опустил туда руки, опершись о ее дно и придвинувшись к зеркалу. Так я порой проводил по полчаса – погрузив руки в воду и не отрывая глаз от своего отражения. Тщательнее «умываться» мне не случалось. Вместо мытья я грезил наяву – на сей раз о командоре Ханте. Когда вода остыла, я вытер руки и достал из кармана подарок Джули. Ногти постриг быстро, а вот причесывался долго, укладывая прямые русые волосы в разных стилях, и наконец решил отпраздновать свой день рождения пробором наискосок.