– Ни о чем, – вздохнув, ответил я.

– Ты поел?

Я кивнул.

Она попыталась погладить меня по плечу, но я сидел слишком далеко.

– Надеюсь, ты найдешь себе работу на каникулах и заработаешь немного карманных денег.

Я проворчал что-то невнятное и на миг повернулся к ней. К ее глубоко запавшим глазам я уже привык, но только сейчас заметил, что они окружены огромными темными кругами. Волосы у нее поседели и поредели, несколько волосков лежало рядом на подушке. На ней была ночная рубашка, а поверх нее – серовато-розовый кардиган, один рукав его вздулся на запястье: в рукавах мама держала носовые платки.

– Сядь поближе, Джек, – попросила она. – Я хочу тебе кое-что сказать – так, чтобы никто больше не слышал.

Я придвинулся поближе, и она положила руку мне на плечо.

Минута или две прошли в молчании. Я ждал со скукой и подозрением, опасаясь, что ничего хорошего не услышу: пожалуй, снова заговорит о том, как я выгляжу, или о пинтах потерянной крови. Если так, я просто встану и уйду. Но наконец она сказала:

– Скоро мне придется уехать.

– Куда? – машинально спросил я.

– Лечь в больницу. Уж не знаю, что со мной такое, но, может быть, там этому положат конец.

– И надолго?

Она помолчала, взгляд ее оторвался от моего лица и устремился куда-то в стену.

– Может быть, надолго. Вот почему я хочу с тобой поговорить.

Мне хотелось узнать поточнее, сколько же времени она собирается провести в больнице – сколько свободы мне достанется. Но она уже говорила о другом:

– Это значит, что вы с Джули останетесь в доме хозяевами.

– Это Джули будет хозяйкой, а не я, – угрюмо возразил я.

– Нет, вы оба, – настаивала она. – Несправедливо все взваливать на нее.

– Тогда скажи ей, что я тоже хозяин!

– Кто-то должен следить за домом, Джек, и за Томом. Вам нужно будет убираться в доме и все здесь держать в порядке. Иначе сам знаешь, что может случиться.

– А что?

– Тома заберут под опеку, а может быть, и вас со Сьюзан. Джули не сможет жить здесь одна. Дом будет стоять пустым, люди об этом услышат и очень скоро сюда залезут, вынесут все ценное, а все остальное перевернут вверх дном. – Она сжала мое плечо и улыбнулась: – Вот выйду я из больницы – и получится, что идти-то мне и некуда. – Я кивнул. – Я открыла на почте счет на имя Джули, на него будут поступать деньги из моих сбережений. На сколько-то вам хватит. По крайней мере на то время, пока я буду в больнице.

Она откинулась на подушки и прикрыла глаза. Я встал.

– Ладно, – сказал я. – А когда ты ложишься в больницу?

– Через неделю или две, не раньше, – ответила она, не открывая глаз. И, когда я уже стоял в дверях, добавила: – Думаю, чем быстрее, тем лучше.

– Ага.

Она открыла глаза. Я стоял у двери, готовый уйти.

– Как же я устала, – сказала она. – Как устала лежать и ничего не делать изо дня в день.

А три дня спустя она умерла. Это обнаружила Джули, когда вернулась из школы в пятницу, в последний день перед каникулами. Сью водила Тома в бассейн, а я вернулся на несколько минут позже Джули. Подходя к дому, я увидел, что Джули смотрит на меня из окна маминой спальни, но мы не поздоровались и не помахали друг другу. Я не стал сразу подниматься наверх: сначала скинул пиджак и ботинки и, зайдя на кухню, налил себе из-под крана холодной воды. Заглянул в холодильник в поисках съестного, нашел там кусок сыра и сжевал его с яблоком.

В доме было очень тихо, и меня угнетала мысль о том, что впереди несколько тоскливых недель. Работу я еще не нашел, да, честно сказать, и не искал. Хоть это было и не в моих привычках, я решил зайти наверх поздороваться с матерью. Джули стояла перед дверью маминой спальни. Увидев меня, она захлопнула дверь и заперла ее на ключ, затем повернулась ко мне, сжимая ключ в кулаке. Я заметил, что она дрожит.

– Она умерла, – ровным голосом сказала Джули.

– Как умерла? Откуда ты знаешь?

– Она умирала уже несколько месяцев. – И Джули подтолкнула меня к лестнице. – Не хотела, чтобы ты знал.

«Кто не хотела?» – глупо подумал я.

– Я хочу посмотреть, – сказал я. – Дай мне ключ. Джули покачала головой:

– Пойдем лучше вниз и поговорим, пока не вернулись Том и Сью.

На миг я подумал о том, чтобы отнять у нее ключ, но затем повернулся и пошел вниз следом за сестрой. Голова у меня кружилась, и горло щекотал кощунственный смешок.

Когда я вошел в кухню, Джули, стянув волосы в хвост, стояла у раковины со скрещенными руками на груди, опираясь на одну ногу и выставив колено вперед.

– Где ты был? – спросила она.

Я не понял, о чем она спрашивает.

– Я хочу посмотреть, – сказал я.

Джули молча покачала головой.

– Мы оба теперь за старших, – продолжал я, обходя кухонный стол. – Она так сказала.

– Она умерла, – сказала Джули. – Сядь. Ты что, не понял? Она умерла.

Я сел.

– Я теперь тоже за старшего! – сказал я.

И разревелся, потому что почувствовал себя обманутым. Мать ушла, ничего не объяснив Джули. И ушла не в больницу, а навсегда, и теперь уже ничего не докажешь. В какое-то мгновение я понял: она вправду умерла, и что-то сжало мне горло, и плач стал сухим и болезненным. Но в следующий миг я подумал: вот сидит мальчик, у которого умерла мать, – и слезы вновь полились легко и свободно. Джули положила руку мне на плечо. Едва почувствовав это, я вдруг увидел нас со стороны, словно картину в раме кухонного окна: один сидит и плачет, другая стоит и утешает его, и на какие-то полсекунды задумался о том, который из этих двух – я. Казалось, это кто-то другой рыдает рядом со мной. Я не знал, с какими чувствами Джули положила руку мне на плечо – с нежностью, с нетерпением, или же, быть может, она совсем и не думает обо мне. По ощущению от руки этого нельзя было понять. От этой неуверенности я перестал плакать и повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, но она уже отошла и снова заняла свое место у раковины.

– Скоро придут Том и Сью, – сказала она.

Я вытер лицо и высморкался в кухонное полотенце.

– Надо будет сказать им, как только они придут.

Я кивнул, и около получаса мы провели на кухне в молчании.

Пришла Сью. Джули сообщила ей новости, и обе, рыдая, кинулись друг другу в объятия. Тома все не было. Я не сводил глаз с плачущих сестер; мне казалось, что будет невежливо смотреть куда-то еще. Мне в их горе не было места – впрочем, я и не рвался к ним присоединяться. В какой-то момент я положил руку на плечо Сью, как Джули – на мое плечо, но ни та ни другая, поглощенные собой и друг другом, словно борцы в клинче, меня не заметили. Сквозь слезы они бормотали какую-то бессвязицу – то ли друг дружке, то ли самим себе. Хотелось бы и мне забыться в горе так же, как они, но меня не оставляло ощущение, что за мной кто-то наблюдает, и все хотелось пойти взглянуть на себя в зеркало. Вбежал Том, девочки оторвались друг от друга и повернулись к нему. Он потребовал лимонада, выпил и убежал, а мы со Сью пошли вслед за Джули наверх. Пока перед дверями маминой спальни она возилась с ключом, мне вдруг представилось, что мы со Сью – супружеская пара, остановившаяся на ночь в гостинице, и ждем, пока отопрут наш номер. Я громко рыгнул, Сью хихикнула, а Джули шикнула на нас обоих.