Иван III свет Васильевич немало удивился, узнав об их столь скором возвращении.

– Навоевался? – усмехнувшись, спросил он. Но вся радость с лица сошла мгновенно, как только Беззубцев начал рассказывать о том, что приключилось.

– Измена… – глухо произнес Великий князь. – Опять измена.

– Почему измена? – спросил сын.

– Весть о том, что Казимир собирает войско, оказалась лживой, – недовольно буркнул отец. – В Смоленске никто о сборе войска литовского ничего не слышал. А должны бы. Через них пойдут. Но никаких приготовлений, никаких указов, ничего…

Иван III помолчал, пожевал губы, обдумывая что-то. А потом начал расспрашивать о том, как в осаде сидели. И чем больше Беззубцев рассказывал, тем сильнее удивление в нем просыпалось.

– Вот я и мню, – завершил Константин Александрович, – если бы не выдумки сына твоего, нас бы там татары взяли приступом. Больно их много оказалось.

– От восьми до девяти сотен, – добавил Ваня. – Точнее сосчитать не удалось.

– И кто тебе про тюфяки подсказал?

– Никто. Сам догадался. И сильно удивился, узнав, что раньше так не делали. Что за диво? Целым большим ядром да по снующим степнякам. Скольких оно зацепит, даже если попадет? Одного? Двух? Только пугать разве что. А так – каждому достанется по своему кусочку ядра. Далеко так не выстрелишь, но накоротке – очень дельно вышло.

– Хм, – задумчиво хмыкнул Великий князь. – А в мешки почто порох и каменный дроб ссыпать велел?

– Так ведь проще. Не в лихорадке да волнении боя отмерять совочком, а в спокойной обстановке, с чувством, с толком, с расстановкой. Да перепроверив все. Тюфяки-то совсем поганые. Я им в ствол заглянул и ужаснулся. Они на честном слове держатся. Чуть пересыпь пороху – и все, разорвет.

– Отколь знаешь? – оживился отец, не оставлявший мыслей о наличии тайного наставника у сына.

– Просто почувствовал. Я потому во время выстрела сам к ним и не подходил. Только заряжанием руководил. А потом – деру. Слишком ненадежно они выглядели. Их бы как колокола лить…

– Не дурней тебя были, – фыркнул Иван III. – Пробовали. Разрывает такие колокольные тюфяки. Сам обломки видел. Как только мастер и жив остался. Чудо. Не иначе.

– Слышал я, что бронза разная бывает, – не унывал Ваня. – И та, что на колокола, – дюже хрупкая.

– От кого? – сделал стойку отец.

– Так от митрополита нашего, от Филиппа. Он мне много чего про колокола рассказывал. И о том, что в той хрупкости нет беды, зато звон лучше и чище. И чтобы хрупкости той звонкой добиться, в медь пятую часть олова кладут. Ежели меньше, то плохой колокол будет, слишком вязкая бронза, хрупкости той звонкой ей недостает… – произнес и улыбнулся, наблюдая за тем, как лица отца и дядьки меняются, медленно переваривая услышанное.

А несколько секунд позже, когда к ним пришло понимание, едва не началась буря. Оказалось, что люди, предоставленные митрополитом, и пробовали отливать орудия.

– Отец, так зачем им это надо? – прервал гневную тираду сын.

– Как зачем?

– Церкви нужны колокола, тебе – орудия огненного боя дельные, а бронзы мало. Ее на всех не хватит. И денег, чтобы ее купить в должном количестве, ни у тебя, ни у церкви нет. Вот и хитрят. Тебе разве митрополит не жаловался на то, что колоколов зело мало, и они мелкие, и что надобно больше к пущей славе Господней?

– Жаловался.

– Значит, бронзы не даст. И мастеров тоже. А если и даст, то все у них будет не слава богу. То бронза хрупкая, то весна мокрая. Своих мастеров заводить надобно. Но это дорого. Да и опять же, бронзы очень мало. Так что не к спеху то дело.

– И то верно, – хмуро, после довольно долгой паузы ответил Иван III.

Он смотрел на сына своего десятилетнего и недоумевал. Вроде и отрок, а мыслит – не каждый зрелый муж так может. И подмечает все ловко, стервец. Вон, и с бронзой, и с дробом, и с прочими вещами. Это очень заинтересовало Великого князя. Поговорили еще. Не про все подряд, а про то, что видел и слышал в деле военном. Ну так Ваня им и вывалил на головы небольшую лавину очевидных для него вещей по тактике, логистике, боевому охранению и управлению войском. Он не был спецом в этом деле. Так – читал многое, обсуждал. Но опять же, применительно к более поздней эпохе. Посему не столько предлагал, сколько критиковал, указывая очевидные слабые места. Да так увлекся, что не заметил, что Иван Васильевич поначалу хмурился, потом начал пыхтеть, далее краснеть и наконец едва не взорвался… не то от ярости, не то от злости.

– Много мудрых слов ты научился говорить, – едва сдерживаясь, произнес Великий князь. – Так, может, и сам попробуешь?

– Что попробую? – вполне искренне не понял Ваня, явно не ожидавший такой реакции.

– Я выделю тебе сотню ратников[15]. Вот и посмотрим, что ты сможешь сделать.

– Мал я еще для таких дел, – серьезно сказал княжич. Ване совсем не хотелось пока так сильно «светиться», и он попробовал резко «сдать назад».

– А рот открывать уже вырос? – усмехнулся Иван Васильевич.

– Потребуются деньги… – попробовал найти новый резон сын.

– Константина Александровича, – кивнул Великий князь на дядьку, что сопровождал Ваню, – к тебе поставлю. Он казной твоей ведать будет.

– Хорошо, – максимально серьезно кивнул Ваня, поняв, что просто так он не соскочит. – Но у меня условия.

– Условия?

– Хочу по-своему делать. Как мыслю. Для чего сотня эта должна действительно подчиняться мне. Скажу прыгать – пущай прыгают. Скажу квакать – пущай квакают. Дурости много будет… я же мал еще, многого не знаю. Оттого гордых не надо туда. Пусть бедных, но не гордых.

– Ха! – усмехнулся Великий князь. – Это все?

– Это первое условие, всего же их три. Второе. Мне надобно много будет общаться с разными мастеровыми. И на то я хочу твое согласие.

– А третье?

– Константин Александрович пусть ведает поставленной тобой казной. Если я что добуду – пусть в моем ведении останется.

– Добудешь? – удивленно повел он бровью.

– Добуду… – твердо и уверенно произнес Ваня.

Снег скрипел под полозьями саней очередного «мимо-крокодила», которого Ваня проводил печальным взглядом. Эта мода ездить верхом по делу и без дела его немало раздражала. Особенно по плохой погоде. Нет, летом, по утренней свежести верхом прокатиться ему очень даже нравилось. Но не зимой на морозе. А они здесь стояли что надо. Малый ледниковый период[16] уже давал о себе знать. Особую прелесть такого рода поездкам придавала местная одежда… Это там, в будущем, увлекаясь военно-исторической реконструкцией, он с радостью переодевался в аутентичную одежду. А, вынужденный здесь жить, радовался ей мало…