— Фергус, я приказала замять дело Бириды. Любыми методами и средствами, — прошипела Даетжина.

— Но… — попытался было возразить он, но был безжалостно оборван на вздохе.

— Нам нельзя сейчас трогать Джевиджа, это не просто опасно, это смертельно опасно для всех.

— Но, мэтресса, я же не могу посадить мистрила Бириду под замок, — взмолился волшебник. — Он одержим местью. Его сына собственноручно застрелила леди Джевидж.

— Сопляку надо было держать свое хозяйство в штанах, — огрызнулась мэтресса. — А деканату следить за дисциплиной учеников. Не умеете спрятать концы в воду? Научить?

Мис Махавир могла. И научить, и показать.

— Еще раз тебя прошу по-хорошему — приструни Бириду. В следующий раз мой… человек может не успеть перехватить наемника.

— Как?!

Даетжина резко подалась вперед, вцепившись пальцами в подлокотники кресла, точно кречет в кроличью спинку. Ее фарфоровое, нежно очерченное личико по цвету сравнялось с бледно-лилово-серыми кружевами высокого воротника.

— Уговори его, убеди, убей, закопай живьем, испепели, отрави. Сделай хоть что-нибудь, пока этот старый идиот не уволок нас за собой в могилу, — свистящим шепотом молвила магичка, не сводя ледяных глаз с собеседника. — Фергус, ты хоть понимаешь, чем мы рискуем? Ты, только что севший в еще теплое кресло Эарлотта, понимаешь, что, осуществи наемник Бириды задуманное, Джевидж вернул бы вспять времена Ведьмобоя? И не успокоился бы до тех пор, пока в Эльлоре не осталось ни единого свободного мага. Или ты наивно полагаешь, что он бы сразу в петлю полез? Да? Ты так уверен?

— Говорят, Джевидж помешан на этой бабе, — пожал плечами Март.

— Не исключено, но можешь поверить моему личному опыту, старый сучий сын сунул бы себе в рот ствол дробовика не раньше, чем через сорок восемь часов после казни последнего волшебника. О чем я вообще говорю?! Ему даже делать бы ничего не пришлось самому. Когда бы стало известно, что беременную женщину зверски зарезали маги, то пощады от черни ждать не пришлось. Ближе к вечеру следующего после убийства дня Хоквар горел бы, подожженный со всех четырех сторон. А ты, мой умный друг, висел бы на воротах с выпущенными кишками и отрезанными яй… гениталиями. Эльлорцы практически не изменились за последние двести лет.

— Ты преувеличиваешь…

— Я? Преувеличиваю? — зло ухмыльнулась колдунья. — Ты плохо учил историю, друг мой. Хочешь, я тебе расскажу про Ночь Костров? Я хоть и маленькая была, но прекрасно все помню.

Под полуприкрытыми веками Даетжины Махавир до сих пор полыхали отсветы гигантского костра на дне шестиметровой ямы, в которую живьем кидали без разбора пола и возраста всех, в ком жив был волшебный дар. Их обгорелые останки смешивались с пеплом предыдущих жертв — простых эльлорцев — мужчин, женщин и детей, которых всего декаду назад беспощадно убивали захватчики-дамодарцы. Кто ж знал, что войско императора Эктеллила Илдисинга так быстро вышвырнет их из долины Лоррна. Кто знал, что расчет на силу извечного врага Эльлора себя не оправдает? Голова лоррнского Ковена так точно не знал, когда решил ударить в спину своим соотечественникам, в надежде на поддержку Дамодара. Слишком сильно ему хотелось стать наместником новой дамодарской провинции…

— Хм… словом, денечки были горячие, — по-волчьи блеснув зубами, ухмыльнулась Даетжина. — И я не хочу, чтобы они повторились. Поэтому Бирида должен умерить пыл.

Декана Фергуса разбирало любопытство:

— У тебя есть свои планы на Джевиджа?

«Хорошо сказано! — подумала она. — А еще у меня есть планы на ветер, солнце и море. Хотя… даже самую непокорную стихию можно заставить служить своим интересам. Главное, знать, куда следует приложить силу».

Всему свое время, всему свой час и срок. К чему торопиться? Семечко посажено, всходы не заставили себя ждать, цветочки получились прекрасные, осталось дождаться плодов. Будем же терпеливы, господа чародеи, будем терпеливы. Есть вещи и пострашнее вспоротого живота.

— Не твоего ума дело, Фергус. Но с головы Фэйм Джевидж не должно упасть даже волоса. По крайней мере, до тех пор, пока она не родит.

Конец весны

От запаха цветущей сирени у Росса болела голова. С другой стороны, гулять по дворцовому парку было предпочтительнее, чем сидеть в душном кабинете. А гулять с Раилом к тому же еще и полезно для дела. Сначала они медленно брели по аллее — император Эльлора и его канцлер — двое немолодых, весьма озабоченного вида мужчин. Шли медленно, чтобы не отвлекаться от темы разговора и потому что Джевидж сильно хромал. Ему даже пришлось взять из дому трость, чтобы опираться при ходьбе. После ранения и нескольких неудачных переломов правая нога лучше всяких предсказаний давала знать — на столицу идет гроза. Настоящая весенняя гроза. Но пока солнце сияло вовсю, и можно было неторопливо шагать по дорожке, усыпанной белым морским песком.

— Давайте посидим тут, — решил Раил, указывая на скамейку в окружении цветущих пионов.

Росс поморщился, но согласился. Пионы тоже пахли, и ничуть не приятнее сирени. Он вообще не любил весну из-за обилия запахов. Теперь же, когда зрение ослабело, обоняние только усилилось. Запах пионов вкручивался в мозг, словно коловорот, лишь усиливая головную боль.

«Осталось только хвосту отрасти, чтобы совсем особачиться, — думалось Джевиджу, пока он вытирал платочком сиденье, чтобы не испачкать пылью вицмундир. — Нюх обострился, лаю, как пес цепной, скоро начну кусаться».

— Мы же вроде сошлись на мнении, что в ответ на действия Шиэтры в Каруне мы проявим активность в отношении Кордэйла, или я снова что-то запамятовал? — спросил император, демонстративно не глядя на своего визави.

— Нет, все правильно. Адекватность и асимметричность — неплохи для стратегии сдерживания, но сейчас стоит повременить с давлением на Кордэйл. Рядом Дамодар, и там все снова неспокойно. Не хотелось бы провоцировать тамошних теократов на резкие движения в сторону Виндры, — ответил Росс, рисуя тростью на песке примитивную географическую карту, которую они оба знали наизусть.

Вот к западной границе Эльлора одной из своих «граней» примыкает неугомонный Дамодар, похожий на огромный треугольник. Южнее многоугольный лоскут Виндры — вечного союзника и политического побратима Эльлорской империи. Еще южнее Кордэйл, не так давно прирастивший треть территории аннексией раздробленного внутренними этническими противоречиями Джотсана. Бельмо на глазу, заноза в пятке, чирей на заднице — вот что такое для канцлера Джевиджа эта аннексия. Позор, несмываемый позор, и постоянное напоминание о предательстве сына.

«Ольрин, Ольрин! Дьяволы тебя дери в клочья! Как ты мог?!» — даже по прошествии двух лет ярился Росс. Отцеубийство и самозванство — преступления тяжкие, но объяснимые, а вот не глядя сдать интересы своего народа непонятно ради и во имя чего — это за гранью понимания.