«Да, — подумал Семён, — если это окажется правдой, значит это просто супермен какой-то! Самого Калгана, который курировал у Папанова что-то типа контрразведки, завалить! Причём находясь в подвешенном состоянии, да ещё и под пулями! Конечно, вряд ли это было проделано при помощи сосульки, скорей всего бабка просто сопоставила по времени сломанную сосульку и крик об убийстве, а на самом деле — обычный пистолет с глушителем».

— И что же было дальше? — вежливо поинтересовался он у свидетельницы.

— Так что ж дальше? Дальше подхватились они: сейчас, говорят, здесь — пардон! — мусора будут, тикать надо! Взяли побитого своего, дотащили до машины и уехали. А тут уж и милиция следом едет — даже полминуты не прошло, во как быстро! Наверное, позвонил кто-то, когда они ещё в подъезде буянили.

— А мужик? — спросил Семён.

— А чего мужик? — удивилась Елена Сергеевна. — Мужик перелез кое-как через перила, видать устал уж больно, да и к Витьке зашёл. Да тут уже ваших целая армия стояла, неужто они не видели? — она кивнула в сторону двора, забитого милицейскими машинами.

Закончив быстрый опрос свидетелей, капитан Попович поделился с Витей Синельниковым своими соображениями, что преступник, похоже, в квартире, вооружён и способен на всё, так как только что совершил ещё одно убийство.

— Да, — сказал Синельников, — ребята под окнами нашли четыре гильзы и кровь, а также углубление в снегу в форме тела и следы волочения. Также имеются отпечатки протекторов. Объявили «Перехват».

— Ты давай ребят пока убери из-под окон, пусть огородят всё лентой и сами особо не высовываются — вдруг шмалять из окон начнёт. А сам иди СОБРовцев встреть, они уже выехали. Я думаю, просто так он не сдастся. Можно было бы, конечно, и своими силами попробовать, но мы не знаем, один он там или нет.

— Да и дверь больно уж капитальная, — поддержал его Синельников. — Нам такую самим не вынести. А у СОБРовцев «спецуха» направленного взрыва есть и всякие там пиротехнические прибамбасы…

СОБР прибыл быстро, но тут начались звонки от начальства всех уровней с указанием «блокировать и ничего не предпринимать» до их приезда. Всем хотелось поруководить задержанием особо опасного преступника, а может даже и получить за это какую-нибудь медаль. Попович плюнул с досады и пошёл в «УАЗик» пить горячий чай из термоса, который захватил с собой запасливый Синельников…

Первое, что сделало начальство — это организовало «штаб операции». Штаб разместили в стареньком японском микроавтобусе, рассчитанном на одиннадцать человек. А так как желающих приобщиться к штабной работе было, мягко говоря, больше, то скоро около машины образовался «альтернативный штаб», стоявший обособленным кружком. «Альтернативщики» топали ногами на морозе, потирали руки и носы. И, хотя почти у каждого из них была тёплая машина с водителем, они предпочитали мёрзнуть, но «быть причастными» к руководству операцией. К тому же, как подозревал Семён, «штабные» подогревали себя коньяком из маленьких никелированных фляжек. Он брезгливо поморщился и пошёл искать майора Сомова, командира СОБРа, который по сути и являлся сейчас руководителем операции. Сомов был давним другом Семёна Поповича, отличным командиром, которого любили подчинённые, и просто хорошим, настоящим мужиком.

— Здорово, Сомыч!

— Приветище, Сеня! — рука Поповича утонула в широкой, как лопата, лапе майора. — Твои подопечные? — Сомов кивнул в сторону дома, оцепленного милицией.

— Мои, — улыбнулся Семён. — А может, мой. Уж лучше б он там был один, как думаешь?

— Конечно, — майор был серьёзен. — И моим парням легче, и живым больше шансов взять. Ты ведь об этом хотел попросить?

— Да нет, что ты, — смешался Попович. — То есть да, конечно, нам бы лучше не трупы, но ты не рискуй из-за этого понапрасну, лучше не надо…

— Сеня, ну что ты, как маленький? — Сомов посмотрел на окна квартиры Папанова. — Сделаю для тебя, что смогу, я же понимаю. К тому же, по моим сведениям, он всё-таки там один.

— Откуда дровишки? — живо вскинулся Семён.

— А у меня снайпер вон на той крыше лежит, Тимохин Саня, — Сомов показал на крышу противоположного дома. — Очень грамотный парень. Так вот, он уже полчаса в прицел наблюдает: все шторы задёрнуты и сквозь них иногда мелькает силуэт. В разных окнах, но силуэт явно принадлежит одному и тому же человеку. Других не видно — либо очень хитрые, либо нет никого. Я тоже в бинокль смотрел, долго. Похоже, действительно один. Просто уйти не успел. Кстати, он у вас что — хромой?

— П-почему х-хромой? — поразился Попович такому неожиданному переходу.

— Не знаю, у тебя хотел спросить. Ходит, как будто у него обе ноги прострелены. И всё время таскает что-то.

— Что таскает? — Семён не успевал усваивать новые порции информации о своём «подопечном».

— Да хрен его знает. Ненормальный какой-то. Хотел бы пошутить, сказал бы — баррикады строит, — майор закурил. — А так не знаю. Как инопланетянин какой, ей-богу! — он выплюнул только что зажжённую сигарету под ноги и с чувством её раздавил. — Хочешь взглянуть?

Семён взял протянутый бинокль и навёл его на окна седьмого этажа. С Сомычем было что-то не так, и это чувствовалось. Майор в своей жизни не боялся ни бога, ни чёрта, ни афганских моджахедов, ни чеченских боевиков, а вот поди ж ты… Когда Попович заметил силуэт за шторами, у него невольно отвисла челюсть — такой нереальной была открывшаяся взору картина: у человеческого силуэта было, во-первых, две головы (одна над другой), а во-вторых, его походку не смогло бы повторить ни одно живое существо на земле — какая-то немыслимая смесь лёгких полуприседаний, нелепых ужимок и едва заметных подпрыгиваний, во время которых одна из голов качалась сильнее, а другая — меньше.

— Сомыч, — пробормотал Семён мгновенно пересохшими губами, — почему у него две головы, а?

— Не знаю. Это не голова, это, похоже, предмет какой-то, — Сомов закурил новую сигарету. — Я ж говорю, он что-то там таскает, из одной комнаты в другую. А через десять минут — обратно. И так уже сорок минут.

— А обратно-то он зачем носит? — удивился Попович. — Я понимаю ещё в одно место что-то таскать, но туда и обратно? Бред какой-то!

— Ты меня знаешь, Сеня, — майор заметно нервничал, это было необычно и потому удивительно. — Меня мало чем испугать можно. Я много тварей, считающих, что им всё в этом мире позволено, упаковал. Вот этими вот руками. И на ножи ходил, и на стволы, и повоевать успел, ну да ты сам знаешь, тоже разок в госпитале повалялся. И всегда боялся только одного — неизвестности. Когда не знаешь, какой противник против тебя воюет, чем вооружён, на что он способен и с какой стороны ждать нападения — это страшно. Так вот, Семён. Этого, — он кивнул в сторону окон, — я боюсь. Я не понимаю, что он там делает. Это какие же нервы надо иметь — столько времени ходить перед снайпером и делать вид, что занимаешься какими-то домашними делами, а ещё через час пойдёшь на работу? И ещё я боюсь, чтобы Саня, — кивок в сторону крыши, где залёг снайпер, — не начал стрелять без команды. Потому что он тоже на пределе. От этой его… походки.