Шуалейда на это только фыркнула, мол, все равно не верю, что темный шер — не конченый мерзавец!

— И мы возвращаемся к нашим баранам. Пророк был смертельно опасен, среди мастеров теней самоубийцы встречаются крайне редко, а значит — остается третий вариант. Самый логичный и безошибочный. Мастер Теней. Хоть он и лучший среди слуг Хисса, но он — хорошо изученное зло, и достать его проще, чем Пророка. Да и вообще только полный идиот станет связываться с менталистами. Вот и получается, что внеочередная смена Мастера Ткача была много вероятнее исполнения твоего заказа.

Мальчишка-убийца за спиной Шуалейды напрягся, явно в сомнениях: догадался Дайм, кто он такой, или нет? И если да — то вмешается ли в его план убить Бастерхази? Или все же не стоит рисковать и связываться с темным шером, который вероятно ни при чем?

Дай-то Светлая, чтобы мальчишка оказался не тупым бараном, не способным свернуть с выбранного пути.

— Хорошо, что я не знала таких тонкостей, — покачала головой Шу.

— Тебя бы это все равно не остановило, — нежно улыбнулся Дайм и получил в ответ такую же улыбку.

— Нет, не остановило бы.

— Двуединые хранят тебя, моя Гроза. А того мастера теней, что избавил Валанту от Пророка, я бы взял на службу в Магбезопасность, нам нужны такие кадры… — Ну вот, теперь он опустился до прямого подкупа. Шис подери, на что только не пойдешь, чтобы спасти кое-чью шкуру! — Кстати, я чуть не забыл. Подарок Ци Вея!

Дайм жестом фокусника достал из-за пазухи плоскую коробочку.

— Что это? — с недоумением спросила Шу, обнаружив в настроенном только на ее прикосновение футляре круглый мутный опал с дыркой посреди и шнурком, но без малейших следов магии.

— Ци Вей сказал, говорящий опал.

— Говорящий?.. — переспросила Шу, словно что-то вспоминая, и положила камень на ладонь. Ничего не произошло. — Наверное, какая-то реликвия. Очень ценная.

Пожав плечами, Шу спрятала опал обратно в футляр.

— Наверняка ценная, — усмехнулся Дайм. — А это тебе не от Мудрейшего, а просто так.

Он осторожно снял с хвоста обвивающей его запястье змейки Синюю жемчужину и подал на открытой ладони. Шу замерла, забыв про футляр, и бережно коснулась пальцем аквамариновой капельки. Где-то далеко послышался плеск волн и крик чайки.

— Она родилась сегодня.

О том, что еще было сегодня, он расскажет Шу потом. Сильно потом. Когда все останется позади.

— Какая… — Шу подняла на него сияющие глаза. — Спасибо, Дайм!

— Остальные подарки еще не успели доставить со шхуны, — сказал он вместо ответа и поцеловал ее пальцы: медленно, обжигающе сладко. Так, что Шуалейда залилась жаром.

И если бы мальчишка-убийца не торчал позади ее кресла, она упала бы Дайму в руки прямо сейчас. Не то чтобы Дайм осмелился спорить с Двуедиными, одарившими Шуалейду любовью к юному чудовищу, но… ладно. Осмелился и спорит.

— Потанцуй со мной, моя Гроза.

— Дайм, я… — едва слышно шепнула она.

И искоса глянула на убийцу. Шис его дери! Если бы Дайм не видел, что стало с Шуалейдой, когда тот умер — убил бы собственными руками.

Озвучить отказ Дайм не позволил, прервал на полуслове:

— Кстати, а с кем это любезничает малышка Альгредо?

Он кивнул на дочь своего верного союзника, воркующую со смутно знакомым темным шером: третья нижняя категория, огонь, лет двадцать пять от роду, типичный южанин, неплохо танцует и одет с иголочки. Пару лет назад Дайм встречал его в одном сомнительном заведении за игрой в карты и не обвинил в шулерстве только потому, что не желал раскрывать собственное инкогнито.

Шу проследила за его взглядом и удивленно ответила:

— Виконт Торрелавьеха.

— Виконт? Мне казалось, виконт несколько старше.

— Старый виконт умер в конце весны. А нового Ристана назначила в свиту Кая. Не думала, что он вернется так быстро. — Шуалейда так хищно прищурилась и так громко подумала о покушении на Каетано, что Дайм сделал себе заметку: непременно узнать подробности. Попозже. — Надеюсь, хоть этот красавчик заставит моего братика действовать активнее.

— Судя по тому, как их величество смотрит на парочку — ждать осталось недолго. А пока ты можешь подарить мне следующую вельсу, — добавив в голос манящих бархатных обертонов (и почти услышав эту же фразу, но голосом Бастерхази) предложил он. — Конечно, если ты не предпочтешь удрать со мной в парк.

Вместе с последними словами он обнял Шуалейду эфирными потоками, обещая защиту и любовь.

На мгновение она позволила себе прильнуть к нему, так же обнять крыльями сумрака — но тут же отшатнулась со стыдом… и удивлением.

— Огонь и тьма? В тебе?

Дайм лишь пожал плечами.

— Если бы я сам понимал. Наверное, подарок Ци Вея. Он же перворожденный Дракон. Никто не знает границ его возможностей и не может постигнуть его намерений.

— Да уж… — растерянно кивнула Шу, опустила взгляд и наткнулась на футляр в собственных руках. — Хотела бы я понять, что это такое.

— Когда в твоих глазах светится научное любопытство, я начинаю бояться, моя Гроза.

— А… не стоит…

Она определенно была где-то не здесь. Но пока еще — не в своей лаборатории.

— Мне тоже интересно. Исследуем это чуть позже, в более подходящей обстановке? Заодно поможешь мне разобраться с огнем.

— Да, и твоя тьма! Ты же позволишь?

Теперь исследовательский интерес искрил, сверкал и грозился устроить пожар с потопом прямо среди бального зала. То есть с точки зрения Шу это наверняка казалось всего лишь парочкой безобидных научных экспериментов.

— Обязательно. Но позже. А опал лучше пока убрать… стой! — он успел схватить Шу за руку за половину секунды до того, как она попробовала переместить подарок магически, а заодно либо покорежила бы защиту Народного зала, либо устроила локальный потоп и ураган в замкнутом пространстве. — Тут охранный контур. Ты же не хочешь, чтобы чары приняли тебя за агрессора?

— О… я… не хочу, конечно.

— Пусть кто-нибудь отнесет… вот он.

Дайм впервые прямо глянул в глаза убийце и едва подавил невольную дрожь: столько там бурлило эмоций. И гнев, и растерянность, и отчаяние, и последние отголоски ненависти. Но прежде всего — выворачивающая наизнанку нежность и желание защитить любой ценой свою принцессу.

— Тигренок?

Шу вздрогнула, словно только-только вспомнив о его существовании. Ее эмоции тоже вскипели: та же нежность, вина и сожаление. И — золото, небесное золото любви, которую она совершенно не желала показывать Дайму. Из страха. Проклятье.

— Если ты достаточно ему доверяешь, — пустил Дайм еще одну коварную стрелу.