Ничего личного, мальчик, просто на войне — как на войне. За твою же жизнь война, дери тебя семь екаев. И если ты сдохнешь в попытке выпутаться, я сам тебя подниму и своими же руками убью. Медленно и мучительно.

— Достаточно, — собрав эмоции в кулак и запихав под ментальную защиту, ответила Шуалейда и обернулась к мальчишке, протягивая футляр. — Положи на мой туалетный столик. И сам останься в покоях.

Убийца поклонился, окинул Дайма пустым взглядом готовой к броску змеи и направился прочь из зала. Шу несколько мгновений провожала его взглядом, словно не в силах оторваться. А Дайм смотрел на нее и задавался вопросом: не перегнул ли он? Что, если мальчишка окажется невосприимчив к тонкому ментальному воздействию? Если артефакт, сделанный Шуалейдой, защитил его, и одних только слов не хватит? Что, если у мальчишки хватит глупости напасть на Бастерхази, и они все же поубивают друг друга?

На всякий случай Дайм еще раз ощупал зал ментальным потоком и убедился: Роне здесь, по-прежнему рядом с Ристаной. То ли убеждает ее отступиться, то ли сочиняет на ходу новую интригу. А ему, Дайму, по-прежнему невыносимо больно на него смотреть, и едва утихшая буря снова поднимается внутри, гудя и грозя уничтожить все на своем пути — чтобы наконец-то избавиться от всей боли и сомнений.

Нет. Нельзя. Пока Дайм не успокоится и не будет способен себя контролировать, лучше ему не подходить к темному шеру. Довольно того, что тот жив и вроде пока не собирается бросаться в самоубийственную атаку на мастера теней. В конце концов, он же видит, что Дайм уже рядом с Шуалейдой и вполне способен защитить ее.

Но вот видит ли Бастерхази любовь, связывающую убийцу и принцессу? В этом Дайм почему-то сомневался. Наверное, потому что и сам предпочел бы ее не видеть. Как тогда было бы просто избавиться от мальчишки и забыть, что он когда-то существовал!

— Идем, моя Гроза, — позвал Дайм, беря Шуалейду за руку.

— Да… — отозвалась та, с трудом отрывая взгляд от удаляющейся золотистой макушки и натужно улыбаясь.

Весь танец они молчали. Дайм не слушал ее мыслей и сам не пытался ничего ей сказать. Ну, кроме «я с тобой, и все будет хорошо».

Обязательно будет. Не зря же Двуединые подарили им еще один шанс.

Эмоции не есть кирпич, ниспосланный вам на голову свыше. Все ваши чувства и реакции — ваши, вы сами их причина, и вы же сами их следствие. И кем вы будете, причиной или следствием, зависит только от вашего выбора. Вашей точки зрения.  Поэтому первое, что должен прояснить для себя менталист, не желающий сойти с ума, это систему приоритетов. Пока в приоритете полная ответственность за все свои мысли, чувства и поступки, контроль в ваших руках. Как только «виноват» кто-то другой или что-то другое, внешнее, контроль над вашим разумом — в чужих руках.

С.ш. Бруно Майнер, «Основы ментального здоровья»

1 день журавля

Морис шер Торрелавьеха

Дворец сиял огнями и благоухал роскошью и респектабельностью, словно царственные особы только что не скандалили подобно базарным торговкам. Но на то они и царственные особы, что им простительно любое непотребство. К самому Морису благородная публика относилась далеко не так снисходительно, особенно мамаши девиц на выданье — они отгоняли его от своих чад, как вороны отгоняют от птенцов пробегающего мимо пса. Зато богатые старухи улыбались весьма заинтересованно и выставляли напоказ свои драгоценности, словно он и есть голодный пес, готовый вилять хвостом за любую подачку. Мерзость.

Проходя мимо группы сверкающих, как новогоднее дерево глие, матрон, Морис холодно улыбнулся дебелой дамочке третьей молодости, в прошлом году открыто предложившей ему содержание, и проигнорировал смазливого юнца, держащего на руках собачонку в украшенном бриллиантами ошейнике. Юнец тоже был украшен бриллиантами, но скромнее размером, видимо, его родословная не дотягивала до родословной собачонки.

— А, Морис! — Вдова предпочла не заметить холодности. — Иди сюда, мой сладкий!

Юнец с собачонкой насторожились, разряженные дамы все той же третьей молодости принялись разглядывать Мориса через модные лорнеты. Пришлось замедлить шаг и поклониться.

— Светлого дня, сиятельные.

— Дорогая, это тот самый Торрелавьеха, помнишь, я тебе говорила? — улыбаясь во все четыре собственных и двадцать восемь перламутровых зубов, вдова заступила дорогу. — Морис, познакомься с баронессой Шольцен из Ольбера.

— Весьма польщен.

Кивнув пирамиде из медных локонов и жемчужных лент, увенчивающей нечто подобное воздушному крему — пышное, бесцветное и приторно пахнущее — Морис сделал брезгливое лицо и попытался обойти дамочек. Не тут-то было. Пирамида качнулась, цапнула его за руку и заговорила неожиданно низким голосом:

— Ах, шалун! Весь в папеньку! — баронесса раскатисто рассмеялась, а Морис передернулся: вот только напоминания о папеньке не хватало. — Душка Джофре был такой шутник. Ах! А как танцевал!

— Я не танцую с подругами моего деда. — Морис отцепил пухлую руку в шелковой перчатке от своего рукава и демонстративно стряхнул с него пылинку. — Приятных воспоминаний, сиятельные.

Пока дамочки возмущенно шипели позади, Морис выискивал в толпе Таис. Отпускать ее от себя после первых танцев было неблагоразумно, но этот ее брат! Наглый щенок просто утащил сестру за руку, как неразумное дитя. А дитя и не подумало протестовать, только виновато улыбнулось — и скрылось.

Виноватая улыбка девочке Альгредо не шла. Куда лучше смотрелся задранный носик или капризно выпяченная губка. Но что делать, если единственным, на что она ловилась, было благородство?! При воспоминании о вчерашнем вечере кулаки сжимались сами собой, а уши пытались уловить вожделенный хруст отцовской шеи. Проклятье, он был вынужден признать перед девицей собственную финансовую несостоятельность и принять ее жалость! Он, потомок древнего рода, истинный шер, играл для девочки классическую сцену под балконом, словно какой-то актеришка. Он признавался в любви и клялся, что не примет ее приданого, пока сам не сможет обеспечить достойную жизнь любимой… и плевать, что когда-то он в самом деле так считал. Ни одна любимая не станет ждать, пока нищий сын проигравшегося виконта добудет сокровища Царицы Сирен, если под рукой есть знойный бей с банковским счетом длиной с Вали-Эр. Да если бы он мог сам выбраться из долгов, кой шис бы его занес к высокомерным Альгредо?

Шис, подтолкнувший его к герцогским миллионам, танцевал с придворным магом. Регентша томно улыбалась, ворковала и строила темному шеру глазки, забыв о только что проигранной партии. Еще бы. Теперь дело Мориса — не допустить, чтобы король женился на шере Альгредо.

Сегодня Морису везло. Герцог был занят беседой с графом Сильво и каким-то немолодым сиятельным шером. Что-то в нем казалось знакомым… конечно! Этот лошадиный профиль и вислые усы могли принадлежать только шеру Акану, автору знаменитых «Записок путешественника» и «Традиционной кухни зургов». На книжной гравюре он казался старше, и усы были длиннее, к тому же Морису почему-то казалось, что хоть капля дара у знаменитого писателя есть. Морис бы и сам хотел побеседовать с Акану, но пока ему было не до того: король пригласил на рондо одну из фрейлин Шуалейды, следовало пользоваться моментом.