Через минуту она засыпает меня тюлем, крепом, шелком и сатином. Но ничего примерить у меня не выходит: она не оставляет меня одну, все время смотрит то на платья, то на меня. Наконец она делает выбор.

— Вот это! И никакое иное, — уверенно заявляет женщина. И, конечно же, она права.

Это уже не вульгарное куцее мини, а элегантное платье длиной до середины икры, с боковым разрезом до бедра. Спину и декольте прикрывает тончайший прозрачный тюль. Из того же материала сшиты длинные узкие рукава. Вся ткань ненавязчиво проплетена серебристой нитью.

— Вот теперь ты похожа на жену профессора, — смеется над моей ложью Ахмед. — Вероятно, мне придется им стать. Правда, тогда мне сроду не хватит денег на такой наряд! — Он разражается смехом.

— Тихо, перестань, — пытаюсь унять его я.

— Ох ты и вредина, ох и скандалистка! Впрочем, мне понравилось. Будто дама из высшего общества. — Он галантно целует мне руку. — Мне бы хотелось, чтобы ты одевалась в таких магазинах. Ведь ты этого достойна. — Теперь он говорит серьезно.

— Ты смотришь слишком много рекламы, — смеюсь я и изумленно наблюдаю собственное отражение в зеркале. На меня смотрит совершенно другая девушка.

На выходе я с гордостью и удовлетворением оглядываюсь назад — и вижу презрительный взгляд и ехидную усмешку хозяйки бутика. Той самой, которая была со мной так любезна!

— Ахмед, — шепчу я, сжимаясь от стыда, — эта баба тоже считает меня шлюхой! Она просто притворялась, чтобы вытянуть из нас деньги.

— Какой же ты еще ребенок! Безусловно, она тебя не уважает. В ее глазах ты бы выглядела достойнее, если бы пришла сюда с художником-пьянчужкой или криминальным авторитетом в спортивном костюме.

— Но она вела себя так мило… — не могу поверить я.

— Милая, деньги творят чудеса. Но… — он делает выразительную паузу, — заставить кого-то любить тебя или уважать они не могут. Начинай взрослеть. Такова жизнь.

На таком балу я впервые в жизни. Кажется, я перенеслась в кадр американского сериала о Кэррингтонах или каких-то других богачах и аристократах. «Господин граф, карету подали…» Бедный гадкий утенок или измазанная в саже Золушка приходит в высокий зал — и очаровывает всех своей простотой и наивностью. В нее влюбляется принц, и живут они долго и счастливо.

Мраморный пол, длинные столы, накрытые белыми скатертями и уставленные фарфором, бумажные фонарики, сеющие неброский свет, а на танцполе — мерцающие лампы… От всего этого у меня перехватывает дух. Но после полуночи, увы, все начинает блекнуть, возвращается обыденная действительность.

— Уже поздно, — говорит Ахмед, наклоняясь к моему уху и перекрикивая музыку и все усиливающийся гул голосов. — Сейчас все свалятся под стол, и выглядеть это будет уже не так мило.

— Ну и напились же они! — искренне удивляюсь я. — А такое образованное, изысканное общество…

— Кажется, такова ваша национальная традиция, — усмехается он.

— Это совершенно не смешно! — сержусь я. — Это даже отвратительно.

— По-моему тоже. Поэтому пойдем-ка отсюда и завершим наш вечер более приятно, — уговаривает меня он. — У меня в холодильнике шампанское.

— А мне бы хотелось, чтобы этот бал длился вечно… Что-что? — С некоторым опозданием до меня доходит смысл его последних слов. — Это некое дерзкое предложение или провокация? — Я кокетливо заглядываю в его глаза.

— Это вариант продолжения волшебного вечера уже в несколько иной обстановке, — приглушенно говорит он.

Я вижу огонь в его глазах и ощущаю, как меня охватывает возбуждение.

— Так чего же мы ждем? — Я хватаю его за руку, и мы почти бегом проталкиваемся к выходу.

Его квартира хороша: большая гостиная, удобная спальня с гардеробом, современная кухня и просторная светлая ванная комната с треугольной ванной. В гостиной на небольшом столике стоит елка, украшенная алыми и золотыми шарами. Лампочки гирлянд ненавязчиво мерцают, распространяя теплый приглушенный свет.

— Неужто ты стал отмечать наши христианские праздники? — говорю я в шутку.

— Мне хочется проводить их с тобой, — тихо отвечает Ахмед, помогая мне снять пальто. — Они так торжественны, так красивы.

— Но ведь и ваши праздники, должно быть, красивы.

— Они не так красочны, да и музыки на них меньше. Хотя в день рождения Пророка мы тоже украшаем деревца и зажигаем гирлянды. Это нечто вроде нашего мусульманского сочельника.

— Серьезно? А я и не знала, — удивляюсь я.

— Ну, это, скажем так, недавний обычай. Похоже, мы не хотели ни в чем уступать вам, — смеется он и усаживает меня на удобный кожаный диван.

— Хорошо, что мы ушли с бала! Хотя, несмотря на малоприятное окончание, он был прекрасен. Спасибо тебе.

— Отныне в твоей жизни будут только прекрасные мгновения.

Ахмед идет в кухню и приносит оттуда заиндевевшую бутылку шампанского. Из серванта он достает блестящие хрустальные бокалы.

— За отличный Новый год! И пусть исполнятся твои самые сокровенные мечты. — Он склоняется ко мне с наполненным бокалом в руке.

— Они исполняются как раз в эту минуту, — шепчу я, приоткрыв губы для поцелуя.

У меня нет ни малейших сомнений, что я хочу продолжения и что именно этот мужчина — мой единственный, мой сказочный принц.

Ахмед берет меня на руки и несет в спальню. Постель освещена неярким светом. Он медленно стаскивает с меня роскошное вечернее платье — так медленно, будто боится его разорвать или хочет продлить этот сказочный миг. У меня вновь перехватывает дыхание, кружится голова. Я пылаю страстью; охотнее всего я бы сейчас набросилась на него в любовном бешенстве. Он нежно целует меня в шею, спускаясь все ниже и ниже. Оставив на мне лишь лифчик и трусики, Ахмед не торопясь, будто в режиме замедленной съемки, снимает пиджак, начинает расстегивать рубаху. Еще мгновение — и я взорвусь, я сойду с ума! Быстро опустившись на кровать, я хватаю его за полы рубахи и дергаю в разные стороны. Разлетаются пуговицы.

— Тигрица! — хрипло выдыхает он. — Я тебя даже боюсь.

Он тяжело падает на меня и крепко, до боли сжимает мои девичьи груди. Испустив стон наслаждения, я раздираю ногтями его спину и будто сквозь туман слышу его сдавленный крик. В пылу страсти мы срываем друг с друга остатки одежд. Наши обнаженные тела прижимаются и сплетаются, поглощая друг друга. Я ощущаю, как в моем горячем и влажном лоне подрагивают его крепкие пальцы. Внезапно что-то огромное и твердое разрывает мне промежность. Инстинктивно сжавшись, я издаю невнятный пронзительный звук — то ли визг, то ли вой.

— Доротка! — замирает Ахмед. — Ты что, девственница?! — Он поражен и встревожен.

— А ты как думал? Или тебе казалось, что ты имеешь дело с одной из клубных девок? — гортанно шепчу я, кусая от страсти собственные пальцы.