— Я мало знаю о волках. — Яра нервно закусила нижнюю губу, но продолжила: — Да почти ничего. Страх у меня есть, но лишь от незнания. Сколько живу в поселке, только хорошее слышала о вас, а еще что вы очень строго соблюдаете законы и в касту свою чужаков не впускаете. — Голос ее становился тише. — А у меня с тобой договор на определенный срок, и... — Ярослава замолчала, подбирая слова. Я видел, чувствовал, как тяжело ей сейчас говорить. — И ты мне очень нравишься, хотя я даже не трогала твоего лица, но «курортный роман» заводить не хочу.

— «Курортный роман»? — растерявшись, спросил я. Где-то на подкорке я примерно понимал, о чем говорит Яра, но хотел не домысливать, а знать точно.

— Краткосрочные отношения, — тихо ответила Ярослава и сжала губы в линию. Я слышал заполошный стук ее сердца, и так больно тянуло свое при этом, что сил сдерживаться уже не было. Я рыкнул и быстро оказался около Ярославы, целуя эту сжатую линию губ.

— Не надо, не делай так, мне очень больно видеть твою тревогу, — шептал я в перерывах между поцелуями. — Ярушка, никаких краткосрочных отношений. Ты моя драгоценная Пара. Прости, но я никому тебя не отдам, даже если сама попросишь. Я не смогу.

Я поднял дрожащие руки Яры и положил на свое лицо. Тонкие пальцы нежно и аккуратно прошлись по всем выступающим участкам, а потом вернулись на скулы.

— Ты очень красивый, — прошептала Яра, но я лишь улыбнулся и ответил так же тихо:

— Это ты очень красивая, моя Ярушка!

Почему-то говорить громче не хотелось, только шептать, чтобы сидеть вот так рядышком и не отодвигаться, вслушиваться в каждое слово и наслаждаться близостью. Кто-то из стаи говорил, что от Пары сносит крышу и на уме лишь секс, чтобы пометить, присвоить — Зверь вырывается на свободу. Но у меня все было иначе. Мой Зверь хотел быть рядом, свернуться калачиком и оберегать, слышать эти размеренные вдохи и выдохи. И шептаться, рассматривая любимое лицо. Яра, несомненно, чувствовала мой взгляд, поэтому слегка опускала лицо, чтобы уйти от жадного взгляда влюбленного вервольфа.

— Прости меня за вчерашнее. Я напугал тебя?

Яра кивнула, сглотнула, но сказала прямо:

— Меня напугал не ты сам, а воспоминания. Ко мне часто приставали, когда я еще видеть могла, а уж потом нападки участились. Раз слепая, значит, плевать с кем. А мне не плевать, я хочу своего человека найти. Или волка, — добавила, застеснявшись собственной прямолинейности, Ярослава, а потом как-то погрустнела: — Жаль, что слова не все понимают.

Сразу вспомнился тот разговор про Игоря, и я зарычал тихо от ненависти к этой мрази. Беспомощных нужно оберегать, раз сила тебе такая дана и возможности, каждый волк с рождения это правило знает, но у людей все не так. Человек — ошибка природы, все в нем есть, а душа только у каждого десятого почему-то. И вечно на какие-то животные инстинкты кивают, совершив злодеяние. Да будто есть у них эти инстинкты! Были бы, то о родителях заботились и детей своих любили.

Яра ласково провела по моим волосам, успокаивая взбаламученное дно моей памяти, но я  уверенно сказал:

— Больше ты Выстроцких не встретишь. Уж я все связи подниму, но их из поселка выставлю. Давно пора их убрать, а теперь, когда ты сможешь стать моей официальной Парой, то и опека их закончится. Ты же станешь? — почти скуля, спросил я.

Ярослава замерла, подбирая слова:

— А если... если я откажусь, что тогда будет?

Я окаменел и глухо ответил правду, что уж ее скрывать:

— Я умру без тебя.

И уже приготовился к неверию, к снисходительной улыбке, от которой будет тошно — люди не верят словам, а у волков только они и есть, чтобы попробовать рассказать, как все внутри горит и плавится от близости со своей Парой. И как это смертельно мучительно потерять ее.

Но Ярослава схватилась за меня, навалилась, залезая на колени, и прижалась со всей силой к моей груди.

— И я умру, — всхлипнула она. — Потому что не представляю, как без тебя теперь жить буду. Без Степы. Ты мне настоящий дом подарил. Взял и впустил в свое логово. Отогрел. Как к равной относился. Я каждый прожитый день ненавидела, что он проходит так быстро, приближая меня к сентябрю. Ты невероятный...

Я впился в губы Яры. Не нежно, а по-волчьи грубо, присваивая. Даже, если Ярослава только влюбилась в образ, в ее мечты об идеальном мужчине, то ничто не помешает мне им стать. С человеческой Парой это был единственный плюс. У волков любишь-не любишь, но раз Луна свела, то уживайтесь, ищите общую тропу. А человек чист, как первый снег, с ним можно свою собственную тропу протаптывать, лаской и заботой взрастить и укрепить любую симпатию, чутье подскажет, Зверь почует направление.

Поэтому я залюблю свою Ярушку в прямом и душевном смысле. Вот прямо сейчас и начну...

Дверь с грохотом отварилась, и в комнату влетел Степка с Джоем. Швырнул в нас сорванные в саду лепестки распустившихся цветов и радостно прокричал:

— Пусть ваша Луна всегда будет полной, дети мои, — повторил слова волчьих шаманов, что те произносили на брачных ритуалах, а потом запрыгнул в кровать и захохотал, радуясь то ли своей проделке, то ли за своего Наставника и его Пару.

Я даже не рыкнул, улыбнувшись доброй выходке, и помог Яре снять с волос лепестки.

— Я надеюсь, ты не все кусты общипал, мелкий троглодит? И стучать я тебя не учил? Ты у меня дикий лесной бродяжка, а не стайный волк?

Степка насупился и молча принялся помогать собирать им же и брошенные лепестки.

— А какого они цвета? — вдруг спросила Яра, держа в пальцах один такой снятый с волос.

— Белые, конечно, — деловито ответил Степа. — За розовые кусты меня бы выдрали, а эти можно. Ай, не бей по голове. Дурачком стану!

— Уже, видимо, долупил до твоей дурости, — пробасил я. — Чтобы стучал, прежде чем войти. А теперь марш отсюда. И Джоя оставь.

Степка насупился, но в дверях посмотрел на меня и хулигански поиграл бровями. Я ему показал звериный оскал, и мальчонку сдуло в момент. Он будто чувствовал, когда нужно остановиться, не пересекая опасную черту, за которой его Наставник превратится в настоящего вервольфа.

Яра улыбалась, сжимая в одной руке лепесток, а другой поглаживая Джоя, который ластился к хозяйке.

— Кстати о Джое, — спросил я. — А почему он у тебя так плохо обучен? Спокойно свою хозяйку бросает, играется с тобой, как со зрячей?

— А он и не поводырь, — ответила Яра, почесывая за ухом ретривера. — Я его забрала к себе из приюта, когда еще видела. Он никого не подпускал, а меня подпустил. Родители против были, но он меня слушался, поэтому долго не противились. Не представляю, что с ним прежние владельцы делали, ведь такую породу семейные пары заводят, но люди очень безответственные. А когда зрение потеряла, так Джой стал единственной опорой.