Софи недоуменно взглянула на него.

— Вы не ослышались. Я прошу вас раздеться, —повторил Криспин спокойно.

Ворон, который все это время занимался тем, что чистилперья, вдруг встрепенулся и хрипло закричал: «Раздеться, раздеться, раздеться!»— а потом уставился черными глазами в пространство, как будто ничего непроизошло.

Софи наградила его испепеляющим взглядом, который, безсомнения, уничтожил бы менее крупную птицу.

— С какой стати я буду подчиняться вашим приказаниям?

— Потому что в противном случае я передам вас и вот этов руки констебля, — с этими словами Криспин поднес к ее лицу пистолет.

— Где вы взяли мой пистолет?

— Там, где вы его оставили.

— Вы выкрали его из моего дома? — ужаснулась Софии только тогда вспомнила о серебряной пластинке на рукоятке пистолета, которуюсделал оружейник в благодарность за то, что она дала приданое его невесте.

— Софи Чампьон, с вечной благодарностью, — вслухпрочел Криспин. — На будущее хочу посоветовать, мисс Чампьон, неоставляйте опознавательных знаков на орудии убийства. Так ничего не стоитузнать ваше имя.

— Орудие убийства? Ричарда Тоттла застрелили из моегопистолета? — в ужасе вымолвила Софи.

— Именно. Я нашел его возле тела, и он был еще горячимпосле недавнего выстрела, — кивнул Криспин, заметив, что ее изумление былововсе не притворным. — Впрочем, вы все сами знаете. А теперь, миссЧампьон, если вы соблаговолите…

— Послушайте, если бы я была убийцей, разве я оставилабы пистолет у тела? — перебила его Софи.

— И что же?

— А то, что это доказывает, что я не убийца. —Софи подалась вперед, не вставая с кресла. — Даже вы признаете, что этоочевидно.

Криспин тоже перегнулся через стол, демонстрируя такимобразом доверительность их беседы.

— Я не знаком с таким значением слов «доказывает»,«признаете» и «очевидно». Мне кажется, что очевидность свидетельствует обобратном. Очевидность такова, что владелец орудия убийства и есть убийца. Извашего пистолета убит человек. Получается, что вы и есть убийца. А констеблипредпочитают руководствоваться именно очевидными фактами. И если я готоввыслушать ваше представление о сложившейся ситуации, то они примут задоказательство вашей вины пистолет — и все.

— Если вы согласны со мной, значит, понимаете, что я несовершала убийства, — не обращая внимания на его сарказм, ухватилась оназа смысл его слов.

— У меня есть внутренняя потребность выслушатьвас, — отозвался он, и в комнате на какое-то время воцарилась гробоваятишина, нарушаемая только клекотом ворона. Минуту спустя Криспин продолжил, ещеближе придвинувшись к ней: — У вас есть возможность доказать мне вашуневиновность. Или по крайней мере внушить мне относительную уверенность в этом.Если бы у вас не было того, что я ищу, я готов был бы признать, что это не выубили Тоттла, во всяком случае, сделали это не в одиночку. Я не стану обвинятьв убийстве женщину, даже такую докучливую, как вы.

— Говорю вам, я ничего не брала у Ричарда Тоттла, ни умертвого, ни у живого.

— Докажите, — пристально взглянул на нее Криспин.

— Полагаю, что знаменитому графу Сандалу не присталопользоваться таким дешевым предлогом, чтобы вынудить женщину раздеться, —прищурившись, ответила Софи.

— Мне показалось, что вы ничего не знаете о графеСандале.

Софи была слишком взвинчена, чтобы досадовать на свойпромах. Все это время он провоцировал ее, и теперь ей хотелось взять реванш,поэтому она постаралась говорить как можно более хладнокровно:

— Ваши методы соблазнения на меня не действуют.

— Уверяю вас, я был далек от этого. Я скорее готовсоблазнить дикобраза, чем вас, мисс Чампьон. Итак, вы будете раздеваться иливам помочь?

— Я уж скорее позволю прикоснуться к себе дюжине самыхгрязных и похотливых матросов флота ее величества, нежели вам.

— Я в этом не сомневаюсь, — равнодушно обронилКриспин. — Животные всегда тяготеют к себе подобным. Но ваше откровенноезаявление пробуждает во мне интерес — почему вы так боитесь меня?

— Боюсь вас? — изумилась Софи.

— Естественно. Если вы утверждаете, что невиновны и увас нет того, что я ищу, тогда почему бы вам не раздеться и не доказать своюправоту?

— Я не совсем понимаю, какой смысл вы вкладываете вслова «естественно», «утверждаете» и «доказать», — передразнила его Софи.

— Давайте начистоту, мисс Чампьон, — предложилКриспин, пропустив мимо ушей ее заявление. — Вы полагаете, что не можетедоверять себе самой в моем присутствии? Это понятно, потому что широкоизвестно, что моим чарам женщины противиться не могут.

Он понимал, что выиграл это противостояние, хотя очевидноеподтверждение этому последовало лишь через пару минут. Криспин никогда преждене видел менее эротичного стриптиза, он даже не смог пробудить ото сназадремавшего ворона.

И все же Криспин возбудился.

Софи поднялась с кресла и, глядя на Криспина, сняла красныйбархатный камзол. Затем последовали туфли, лосины, и наконец она осталась лишьв шляпе и тонкой льняной рубашке, которая едва прикрывала ее ягодицы. Онаподняла руки и, вытащив из шляпы три булавки, на которых та держалась,высвободила волну длинных янтарно-золотистых волос, которые скрыли ее по пояс.Затем Софи ослабила завязки на шее и плечах и стала снимать рубашку. На томгновение, когда она протягивала ее через голову, выражение лица Криспинаскрылось от нее, а ему хватило этой доли секунды, чтобы взять себя в руки,поэтому Софи так и не узнала, какие эмоции отразились в его глазах при виде ееполностью обнаженного тела.

Находясь на службе у королевы Елизаветы, Криспин хорошоусвоил, что импульсы, как и эмоции, делают человека уязвимым, а это отделяетего от могилы всего на полшага. Сдерживать свои эмоции ему всегда легкоудавалось, а непроизвольные, импульсивные движения тела — не всегда, поэтому онпотратил много сил и времени на то, чтобы научиться безупречно владеть телом.Он мог задержать дыхание под водой на целых десять минут, ослабитьсердцебиение, чтобы притвориться мертвым, простоять неподвижно в течениедвенадцати часов. По сравнению с этими умениями научиться сдерживатьсексуальное возбуждение представлялось детской забавой, и Криспин достиг в этомтакого совершенства, что подчас задавался вопросом, не искоренил ли он в себевообще способность возбуждаться. Он давно уже утратил интерес к соблазнениюдам, убедившись, что угроза жизни, которая связана с тайной сексуальной связью,не стоит удовольствия от нее и что он может получить гораздо больше в объятияхискушенной куртизанки.

Так ему казалось до сих пор. И вдруг все его умения владетьсобой, подчинять разуму самые незначительные эмоции разлетелись под ударомвихря чувств, который охватил его при виде этой обнаженной красоты.