Софи заставила себя не искать причины ее стремлениядокопаться до правды о его гибели: во внутренней душевной пустоте или вразумном желании узнать истину — в любом случае это расстраивало ее, онаглотала слезы, не давая им выступить, и до боли кусала губы. Она хотелавыяснить, что побудило надежную и спокойную лошадь ее крестного вдруг понестина самой оживленной лондонской улице и сбросить его, прекрасного наездника, такчто он ударился головой о камни мостовой и в одночасье умер. Однако теперь,когда Ричард Тоттл был мертв, никаких шансов узнать правду у Софи неоставалось.

А этот раздражающий ее собеседник, чьи восхитительные мышцыпри каждом его движении отчетливо проступали сквозь лосины, угрожал ейразоблачением и намеренно привел в курительную комнату, чтобы подвергнутьдопросу. Но Софи Чампьон была не из тех, кого легко запугать.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, — заявилаона вызывающе. — Почему вы настояли на том, чтобы я пришла сюда? Что вынадеялись узнать? На кого вы работаете? Почему вы все время спрашиваете, чтоРичард Тоттл дал мне?

Аксиома мужского общения заключается в том, что гораздобольше информации можно получить от человека, не выслушивая ответы на своивопросы, а предоставляя возможность ему самому задавать вопросы. Софи всерьезне напугали и даже не смутили угрозы незнакомца, которые, казалось, былинаправлены лишь на то, чтобы вывести ее из состояния душевного равновесия.Поэтому когда он замолчал, она позволила себе немного расслабиться.

Явно побуждая Софи вернуть бумагу, которую она, по егомнению, украла из кармана камзола уже мертвого Ричарда Тоттла, незнакомецприменил дьявольски коварную тактику. Он намеревался подвергнуть ее сложному,запутанному допросу, чтобы выявить наиболее уязвимые места в ее обороне изаставить поддаться силе или хитрости, как вдруг сам был обескуражен потоком еевопросов.

— Я не могу вам ответить, — с лицемернойполуулыбкой ответил он.

Софи мысленно окрестила его чванливой гусеницей, заметив,как насмешливо искривились его губы. Она привыкла доверять своему внутреннемучутью, которое теперь предупреждало ее, что в этой полуулыбке таится нечтобольшее, чем желание отделаться от ответа на ее вопросы, нечто гораздо болееопасное и злокозненное. И еще внутреннее чутье подсказывало ей, что следует какможно скорее выбираться из этой комнаты.

Однако о том, чтобы просто так уйти и позволить этомувъедливому жуку думать, будто он запугал ее, не могло быть и речи. От однойэтой мысли все разумные доводы внутреннего голоса меркли.

— Я вас не боюсь, — смело заявила Софи, положивруку на эфес кинжала у талии и по-мужски расставив ноги для устойчивости.

— Вам не меня следует бояться, дон Альфонсо. Я ужеговорил, что я лишь посыльный, — с той же усмешкой ответил он.

— На кого вы работаете?

— Не могу сказать, — пожал он плечами.

Ее волнение превратилось в ненависть. У Софи не было нивремени, ни сил, чтобы обмениваться уклончивыми вопросами и ответами с этимклещом. Игра, которую они вели, казалась ей бессмысленной, кожа под усамизудела как никогда, крестный был мертв, к тому же, разрываясь между скорбью инеобходимостью провести расследование, она уже три дня не имела возможностинормально поесть и выспаться. Поэтому больше всего ей сейчас хотелось вызватьнезнакомца на дуэль и в то же время поскорее вернуться домой, чтобы съестьдюжину апельсиновых пирожных с медовой начинкой.

Но стоило ей снова увидеть его отвратительную усмешку, каквыбор был сделан. Подбоченясь с самым заносчивым видом, на какой был способендон Альфонсо, Софи заявила:

— Я очень занятой человек и не имею обыкновения тратитьвремя на пустую болтовню с посыльными. Вы позволили себе запятнать имя донаАльфонсо дель Форест эль-Кармен обвинением в убийстве, и я требую сатисфакции.Либо принесите свои извинения, либо защищайтесь.

— Боюсь, что мне придется отклонить оба предложения, вособенности вызов, — покачал головой незнакомец. — Сказать по чести,вы слишком коварный противник для меня. Та легкость, с какой вы меняете облик,выговор и все прочее… Я не осмеливаюсь встать против вас к барьеру. Крометого, — спокойно продолжал он, наблюдая, как ее лицо от ярости покрываетсякрасными пятнами, — должен признаться, что я проиграл в нашем с вамидиалоге. Похоже, мне пришло время откланяться. Но прежде чем уйти, я хотел быпредупредить вас о том, что собираюсь сообщить властям о смерти Ричарда Тоттла.

— Это угроза? Вы намерены впутать меня в это дело?

— Напротив, — покачал он головой. — Я васпредупреждаю, чтобы дать вам возможность скрыться. Мне бы не хотелось, чтобы выдали показания властям прежде, чем во всем сознаетесь мне.

— А что, если я останусь и захочу оказать помощьконстеблям?

— Тогда боюсь, что в следующий раз я смогу увидеть вастолько на виселице. Действительно, дон Альфонсо, на вашем месте я бы сначалапоговорил со мной и только потом с властями. Кстати, у вас замечательные туфли.От Брукера? — словно невзначай поинтересовался он.

— Простите?

— Я спрашиваю, туфли от Брукера? Вы у него ихзаказывали?

— Да, — стиснув зубы от злости, ответила она.

Софи с трудом сдерживала себя. Брукер считался самым известными дорогим обувщиком в Лондоне, однако это не имело никакого отношения к ихразговору. Этот негодяй не принимал ее всерьез, хотя только что довольноотчетливо обрисовал ее перспективу: сотрудничать с властями и быть повешенной втечение двух дней или довериться ему и в таком случае, судя по всему, бытьповешенной в течение двух недель. И вдруг ее осенило:

— Боюсь, сеньор, что дон Альфонсо уже сегодня вечеромнавсегда покинет пределы Англии.

— Дон Альфонсо — может быть, — беспечно пожалплечами ее собеседник. — Но тот, кто купил эти туфли у Брукера, —вряд ли. Стоит только спросить, кому он сшил красные туфли для верховой езды виспанском стиле с бархатным верхом, как найти вас не составит никакого труда.

Казалось, она была готова испепелить взглядом своего врага,но хладнокровие ее тона поразило его.

— На вашем месте, сеньор, я не стал бы слепо доверятьсямоим словам. Уверяю вас, что эти туфли шил не Брукер.

И снова эта дьявольская усмешка. Незнакомец, без сомнения,получал массу удовольствия от диалога.

— По-моему, я уже говорил о том, что считаю вас оченьизощренным лжецом, — сказал он, направляясь к двери, и вдруг обернулся кСофи. — Я провел сегодня весьма приятный и занимательный вечер, донАльфонсо, и, прощаясь с вами, тешу себя надеждой, что мы с вами скоро сноваувидимся. Готов жить предвкушением этого удовольствия, — заключил он сглубоким поклоном.

— Удовольствия? — переспросила Софи таким тоном,словно это слово жгло ей язык. Она не могла припомнить более неприятноговремяпрепровождения за много-много лет. Была бы ее воля, она никогда больше невстретилась бы с этим тщеславным, ужасным, пустым, раздражающим,легкомысленным, коварным, красивым, двуличным, изощренным, низким типом.