На мгновение от хладнокровия Софи не осталось и следа, и ееглаза стали огромными и круглыми от ужаса. Откуда, черт побери, он знает прокости? Она была уверена, что никто ничего не заподозрит. Кому бы могло прийти вголову, что кто-то станет использовать кости, специально залитые свинцом, чтобыприносить не выигрыш, а проигрыш?

— Должен заметить, что кости действительно сделаныгениально, — похвалил ее незнакомец. — Возможно, именно они позволиливам остаться нераскрытой до сих пор, потому что мало кто обращает внимание напроигравших. Никто не станет подозревать такого человека, поскольку всех большезанимают те, кто выигрывает.

Именно так. На это и рассчитывала Софи. Ее изобретениепрекрасно работало в течение двух дней и позволило ей беспрепятственнослоняться по клубу, не вызывая подозрений и ожидая появления Ричарда Тоттла,как вдруг…

— Да, все шло отлично до вашего появления, —рассеянно вымолвила она вслух. Софи впервые внимательно посмотрела насобеседника, чье лицо до сих пор расплывалось в полумраке. Он казался самымвысоким в зале, хотя при этом его нельзя было назвать долговязым. Напротив, оназаметила, как хорошо он сложен, скользнув взглядом по его фигуре от широкихплеч вниз, до…

Он дьявольски хорош. Господи, о чем она думает? Софи Чампьонне из тех, кто ласкает влюбленным взглядом мужчин. Особенно таких, которые лгути угрожают, чтобы вынудить женщину последовать за собой. А уж тем более тех,кто критикует ее испанское произношение. Да и вообще любых мужчин. Раньше с нейтакого никогда не бывало. Паста, которую изобрела Октавия для того, чтобыприклеить усы, раздражала ее уже несколько дней, но она не предполагала, чтоэти ощущения помешают ей трезво рассуждать. Иного объяснения своемулегкомысленному поведению Софи придумать не могла.

— Сеньор, здраво оценив свои шансы…

— Да, я заметил, что вы их оценили, — перебил еенезнакомец, делая акцент на последнем слове.

— …я склоняюсь к тому, чтобы принять повторноеприглашение Ричарда Тоттла.

Он кивнул и повлек ее за собой вниз по лестнице к массивнойдубовой двери, с любопытством наблюдая, как она секунду помедлила у порога,затем глубоко вдохнула и, решительно повернув ручку двери, вошла внутрь.

Сначала Софи показалось, что виной всему глубокий вдох иреакция на клей, на котором держались усы, но через минуту она уже несомневалась, что ее ощущения реальны. И смертоносны.

Она стала задыхаться в курительной клуба «Единорог»,устланной бордовым турецким ковром, с гобеленами на стенах и множествомкурительных трубок, извергающих к потолку столбы сизого дыма. Гораздо позже онаобратила внимание на засахаренный миндаль, рассыпанный по полу. В первый мигона заметила лишь мужчину, растянувшегося в неуклюжей позе на кушетке. На егогруди темнело пороховое пятно.

— Это Ричард Тоттл, — сказала она, то лиутверждая, то ли задавая вопрос.

— Да. Он мертв, — спокойно сообщил ее спутник,когда она приблизилась к телу. — Когда вы были здесь раньше, Тоттл давалвам что-нибудь?

Софи готова была воскликнуть, что не видела его раньше, нововремя взяла себя в руки и даже постаралась вернуть хорошее испанскоепроизношение:

— Не могу вам ответить, сеньор. Мне не доводилось быватьв этой комнате раньше. — Она невольно вспыхнула, потому что он ничего неответил, только молча смотрел на нее. Дело в том, что Софи Чампьон не тольконикогда не разглядывала мужчин, но и не позволяла им ощупывать себявзглядом. — В чем дело? — спросила она наконец. — Дон Альфонсодель Форест эль-Кармен не привык к тому, чтобы его так пристальнорассматривали.

— Я пытаюсь решить для себя, что вам дается хуже: ложьили испанское произношение? — Он внимательно посмотрел ей в глаза,развернувшись так, что они почти касались грудью друг друга. — Я знаю, чтовы были здесь сегодня вечером. Знаю, что вы встречались с Ричардом Тоттлом. Явошел сюда, как только увидел, что вы вышли, и нашел Тоттла мертвым. Очевиднопредположить, что это вы убили его, дон Альфонсо, но я готов отказаться отэтого предположения, если вы предоставите мне удовлетворительные объяснения.Для начала скажите, что вы взяли у Ричарда Тоттла?

Софи растерялась и не сразу смогла привести свои мысли впорядок. Было совершенно ясно, что клейкая паста для усов таила в себеопасность, поскольку Софи не могла вспомнить ни своего собственного, нифальшивого имени. Это угрожало ей провалом, тем более в присутствии опасногочеловека, грозившего ей разоблачением.

Очевидно, что он играл с ней. Но она не могла достойновыдерживать этой игры. Софи решила дать ему возможность задать все интересующиеего вопросы, на которые она не обязана была отвечать, и отчитать его за дерзкоеповедение. Стоило ей утвердиться в этом решении, как он подвел черту под своимивопросами:

— Дон Альфонсо, я жду вашего ответа.

Софи откашлялась, вдохнула ртом воздух, надеясь ослабитьдействие клейкой пасты, и сказала:

— Полагаю, вы правы. Полагаю, мы были в этой комнатевместе с сеньором Тоттлом сегодня вечером.

— И что же? Вы взяли что-нибудь у него? —продолжал он расспросы.

— Ничего, — искренне ответила Софи.

— Где он сидел?

— Не могу сказать, — с легкой улыбкой ответилаона.

— Что вы с ним обсуждали?

— Ничего.

— Он был жив? — Незнакомец придвинулся к ней ивперил в нее взгляд сквозь полуопущенные ресницы.

— Не могу сказать.

— Вам придется подыскать другой ответ, кроме «ничего» и«не могу сказать», если вы хотите выступать в суде, дон Альфонсо. — Сэтими словами человек подошел к трупу.

Она явно раздосадовала его, но ощущения победы у нее небыло. Она взглянула на мертвое тело на диване — бесславный конец еерасследования. Ее крестный, лорд Гросгрейн, погиб по дороге к Ричарду Тоттлу вто утро, когда вез под камзолом кредитный счет на двенадцать сотен фунтов. Софиникогда не видела его таким бледным и встревоженным. Их последняя встречаогорчила лорда Гросгрейна, и в этом Софи усматривала если не причину, то поводдля странной и несвоевременной кончины крестного. Ричард Тоттл был ее последнейнадеждой на то, чтобы узнать правду о гибели крестного — она не сомневалась,что это не был несчастный случай, — а с его смертью обрывалась последняяниточка. Она ощущала еще большую растерянность, чем когда несколько дней назаду нее на глазах недвижное тело лорда внесли на задний двор.

Лорд Гросгрейн был для нее больше чем просто крестный. Напротяжении десяти лет он был для нее семьей. С его смертью она лишиласьединственного человека, которому полностью доверяла. Кроме того, она считала,что в его гибели есть доля ее вины. Ей следовало остановить его, расспроситьподробнее о том, что он намерен делать, попросить объяснить свое поведение впоследнее время. Она вдруг почувствовала себя болезненно, отчаянно одинокой,отчасти виноватой в его смерти.