— Как ты, Ниночка, замечательно прыгаешь! Я никогда не видела, чтобы так интересно прыгали! Я говорю:

— Это не я, это Мамочка так прыгает.

Младшая хозяйка приходит из дома с пастилкой, даёт мне её и говорит:

— Ниночка, ты ведь не откажешься от пастилки?

— Спасибо, — говорю, — я совсем не откажусь, потому что я очень люблю пастилку. — И беру её.

Хозяйки смеются и говорят:

— Приходи к нам, Ниночка, почаще, мы с тобой посчитаем, покрутим тебе!

— Спасибо, я приду, — говорю, машу им рукой и убегаю. Бегу, бегу и набегаю на куст. Я в него вхожу и ем пастилку. Пастилка очень вкусная, но что-то у меня в груди не так. Обычно у меня в груди что-то такое, что мне хочется прыгать, бегать, смеяться. А сейчас я пастилку ем, но в груди у меня что-то не так — я думаю о чем-то неприятном, мне не хочется думать, но я всё равно думаю. Я сначала не понимаю, что это такое неприятное? А потом понимаю: я понимаю, что я сделала хитрость! Я сделала её, чтобы получить пастилку. Эллочка получила пастилку правильно, а я неправильно, я хитрость сделала. Хитрость! Это очень неправильно. И мне стыдно! Я стою в кустах и не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел. Никому не скажу!

К нам на дачу приехал Папа. Я о нем забыла, а когда он приехал, сразу вспомнила. И Папа привёз свой велосипед — дома он стоит в столовой за дверью у стены. Мне он нравится, у него такие большие колеса и громкий-громкий звонок. Но я никогда не видела, как Папа катается на велосипеде.

А тут мы стоим на дорожке: Папа, Мамочка, велосипед и я. И Папа вдруг спрашивает:

— Мартышка, хочешь на велосипеде покататься?

Я от радости сразу даже не могу ответить. Мамочка смеётся, и я тогда быстро говорю:

— Хочу!

Папа говорит:

— Мышка, подержи, пожалуйста.

Мамочка держит велосипед за кривую палку, на которой висит звонок, Папа поднимает меня высоко и сажает на что-то мягкое, из-за моей спины кладёт руки на эту палку и говорит:

— Сейчас, когда поедем, будешь держаться за мои руки, а если захочешь в звонок позвонить, скажешь, я тебе помогу.

Я кладу свои руки на его, Папа ставит куда-то ногу, Мамочка говорит «Счастливо!», машет мне рукой, я киваю ей головой. Я высоко над землей, и в груди у меня такое чувство, как бывает перед тем, как начинается какое-то волшебство, я знаю — сейчас будет волшебство! Папа что-то делает, я не вижу, он сзади меня, — и мы полетели! Мы — летим! Мы летим мимо кустов, мимо лопухов — они, оказывается, совсем небольшие, мы пролетаем в открытую калитку и летим над кустами, над высокой травой, мы летим всё быстрее и быстрее! Мы летим рядом с речкой и вылетаем к жёлтому полю, летим над узенькой дорожкой среди жёлтой высокой травы. Трава бьёт меня по ногам — мне так хорошо, но мне не хочется ни кричать, ни хохотать, я хочу сейчас только летать!

— Тебе удобно? — Папин голос сзади.

Да, киваю я, и мы вдруг вылетаем на небольшую поляну, там внизу, под нами много цветов, мы пролетаем над ними и попадаем в лес. Мы летим по лесу, трясемся и летим, летим мимо деревьев и кустов, листья бьют меня по щекам и опять вылетаем к полю. Летим около поля, летим по дорожке над высокой травой, влетаем в открытую калитку, подлетаем к дому, на ступеньках стоит Мамочка, и мы останавливаемся. Мамочка подбегает к нам, берёт меня на руки и спрашивает:

— Ну как покатались? —

Мне так хорошо, что я ничего не могу сразу сказать. Мамочка говорит: — Посмотри, какое сиденье Папа привёз специально для вас из Москвы, — и поворачивает меня головой к велосипеду.

Я вижу, а раньше не видела: на палке такое же сиденье, как у Папы, только маленькое, думаю, я на нём сейчас сидела и летала.

— Ты в звонок звонила? — спрашивает Мамочка.

— Нет, — говорю я и смотрю на Папу, он улыбается.

— Почему? — удивляется Мамочка.

— Не знаю, — говорю и улыбаюсь Папе.

У нас дома очень много волшебства! Больше всех волшебства у Мамочки, у Бабуси тоже много, а у Папы было только одно волшебство — Железная дорога. Но, оказывается, у него есть ещё очень большое волшебство — с ним можно на велосипеде летать!

Звенит звонок, Бабуся открывает дверь, и в прихожую входят Синие Ноги. В нашу комнату я уже не добегу, потому что я на кухне — и я сразу залезаю под стол.

Я не люблю Синие Ноги. Бабуся сказала, что она наша Прабабушка. Я долго думала это слово и решила, что Прабабушка — это Бабушка, про которую просто рассказывают, а у меня есть своя, наша Бабуся. И ещё, эта Прабабушка так говорит, как будто плохо поёт!

Синие Ноги и Бабуся идут на кухню — я всё вижу из-под стола.

— Деточка, выходи, — говорит Бабуся, — Прабабушка пришла!

А я не хочу её видеть и слышать… но Бабуся этого не знает.

— Выходи, деточка, выходи, вылезай из-под стола, мы тебя видим, — говорит Бабуся.

Я залезаю в самый угол и вся сжимаюсь — тогда меня, может, будет не видно.

— Иди сюда, Нинусенька, иди, мое золотко, дай я тебя обниму-поцелую! — говорят Синие Ноги.

А я не могу выйти, не могу вылезти, потому что мне очень не хочется, чтобы меня обнимали и целовали Синие Ноги.

— Вылезай сейчас же, чертёнок ты эдакий, — говорит Бабуся и сама смеётся.

Я очень удивляюсь: Бабуся никогда не называла меня «чертёнком».

— Да что ты, Надёнка, — сердятся Синие Ноги, — что ты, разве можно ребеночка, ангельскую душу, чертёнком называть?!

— Мама, пойдём в столовую, — говорит Бабуся, и они уходят.

Я совсем не понимаю, что такое «надёнка» и про какую «маму» говорила Бабуся, но я смотрю из-под стола и всё вижу! Сначала они заходят в нашу комнату — там Синие Ноги будут обнимать и целовать Анночку. Как только они выходят из нашей комнаты и входят в столовую, я вылезаю из-под стола, бегу в нашу комнату и залезаю в стенной шкаф. Но двери пока не закрываю, а то там очень жарко.

— Ты в шкафу будешь сидеть? — спрашивает Анночка.

Она сидит на своей кровати с утёнком Тимом.

— Да, — говорю я, — только дверь закрывать не буду.

Я сижу на полу в стенном шкафу и разглядываю нашу комнату — она мне очень нравится, особенно комод, на нём стоит красивая высокая лампа. Мамочка говорит, что это китайская лампа для ночи, она стояла ещё в её детской комнате, потом там стоит немножко не круглое зеркало — оно стояло раньше, не знаю когда, у Бабуси. И ещё там стоит большая белая раковина — Бабуся прижмёт её к моему уху и говорит: послушай, послушай — там море шумит! А я ничего не слышу! Я всё разглядываю и про всё думаю, Анночку тоже разглядываю, она похожа на красивую картинку. Анночка говорит: по коридору кто-то идёт! Я быстро закрываю дверцы шкафа — сразу становится темно и жарко, темно мне не важно, но жарко мне не нравится! Я долго терплю, потом уже не могу и немножко открываю одну дверцу — и тут Анночка открывает обе дверцы. Я спрашиваю: