Она пристально посмотрела на Хьюго:

— Вы предлагаете мне помощь?

— Я… — Он запустил пальцы в свою густую шевелюру. — Моя двоюродная бабушка была доброй, щедрой и доверчивой, и порой люди пользовались ее добротой.

Элис вспыхнула.

— Я не отношу себя к таким людям. У меня нет корысти, как вы считаете. Кроме того, мы были друзьями.

— Филипп Хэмингфорд представил вас как делового партнера.

— Но я еще была и другом. Мне она нравилась. Розмари всегда судила людей по делам, а не по словам.

Это Хьюго вполне устраивало. Но он разозлился, когда Элис добавила:

— Розмари упоминала своего влиятельного племянника. Но вас, кажется, никогда не было рядом.

— У меня был полугодовой проект в отдаленном районе Шотландии. Не так-то просто попасть в Ноттинг-Хилл с расстояния в несколько сотен километров.

— А после возвращения?

— Я регулярно навещал Розмари дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. Спросите у соседей, — воинственно заявил он и испытующе на нее посмотрел.

Атмосфера накалялась.

Наконец Элис пошла на попятный и сказала:

— Ваша прощальная речь убедила меня в том, что вы любили Розмари.

Настал его черед пойти на уступки.

— Соседи Розмари знали и любили вас, как сказала Милли на поминках. Чего нельзя сказать о Шантель.

Элис нахмурилась:

— Кто это?

— Некая мадам, набившаяся в друзья к Розмари несколько лет назад и выманившая у нее сервиз работы Уильяма Муркрофта.

— А это кто? — снова спросила Элис.

— Известный художник-керамист. Его произведения стоят целое состояние. — Хьюго достал из кармана телефон и после быстрого поиска протянул его Элис.

Девушка прикусила губу.

— О нет. Я отбила ручку у одной из этих чашек пару месяцев назад. Я ее приклеила, но… — Ее глаза расширились, когда она увидела аукционную цену подобных предметов. — Боже, я думала, что это просто симпатичная чашечка, к тому же одна из любимых у Розмари. Вот я ее и починила, как сумела. Я понятия не имела, что она такая ценная. Надо было отнести ее к специалисту, а не клеить самой. Простите меня. — Элис виновато вздохнула. — Я оплачу ремонт у специалиста.

Именно в этот момент Хьюго целиком поверил в искренность Элис.

— Все в порядке. Не беспокойтесь. Помимо Шантель были и другие случаи. Этот просто последний.

— Ужасно. Предать чье-то доверие — это подло.

Что-то в ее тоне подсказывало Хьюго, что Элис тоже пришлось пройти через подобное.

— Я понятия не имела о завещании Розмари. Когда получила письмо от адвоката, подумала, что Розмари могла завещать несколько образцов из коллекции Виолы университету. Я не знала о ее планах. И хотя мне по душе идея создания образовательного центра имени Розмари и павильона бабочек, я понимаю, что вы против передачи фамильной недвижимости в чужие руки.

— Технически все пойдет на благотворительность, — сказал он.

— Как скажете. — Элис развела руками. — Главное для меня — дневники Виолы.

— Часть которых вы забрали из дома.

— Я вернула их в контору адвоката вместе с ключом на следующий день. Он дал мне расписку. Могу предъявить. — Она помолчала. — Вы наверняка знаете, что у Розмари были проблемы с тазобедренным суставом.

Нет, он не знал. Розмари была не из тех, кто жаловался на здоровье.

— Поэтому она дала мне ключ. Ей было тяжело ходить открывать. Она сильно хромала.

Хьюго стало не по себе. Теперь он понял, почему Розмари в последнее время поручала ему дела, которые раньше делала сама, поскольку всегда предпочитала быть независимой. А что, если и инсульт стал результатом разрушения сустава?

— Мне нравилось работать с ней над дневниками, — тихо продолжала Элис. — Вы даже не представляете, как это удивительно — читать страницы, которым почти два столетия, и вряд ли кто-то еще видел их с тех пор, как они были написаны. Этюды и акварели не утратили цвет и выглядят так естественно, словно написаны вчера. А самое главное — услышать рассказ о человеке, который создал эти дневники, от кого-то, кто действительно знал ее в жизни.

— Вообще-то представляю, — отозвался Хьюго.

— Вы видели дневники? — удивилась Элис.

— В детстве мне очень нравились картинки с бабочками, я тогда еще не умел разбирать почерк. Но когда стал постарше и увидел планы создания королевских ботанических садов в Кью, у меня волосы дыбом встали. Думаю, что и вы испытали подобное, впервые прикоснувшись к дневникам.

— Так и есть, — подтвердила Элис. — Виола Феррерс достойна упоминания в истории лепидоптерологии[1], как и Розмари, которая сохранила дневники и коллекцию Виолы. Я думаю, это важно как для науки, так и для нашей истории в целом.

Ее горячность окончательно убедила Хьюго в чистоте намерений доктора Уолтерс.

— У меня важная встреча во второй половине дня, а этот разговор, похоже, не на пять минут.

В душе Элис забрезжил лучик надежды.

— Хотите сказать, что будете работать со мной, а не против меня?

Он ничего не обещает, пока не разберется в сути вопроса.

— Я сказал, что нам следует продолжить разговор. Вы свободны сегодня вечером?

— Да.

Ему понравился ее прямой ответ без всяких экивоков.

— Встретимся на нейтральной территории, — предложил он.

— Дом Розмари был бы оптимальным местом встречи, но у нас нет ключей, — ответила Элис.

Это он загнал их обоих в угол в офисе адвоката, и Хьюго знал об этом.

— Хорошо, я попрошу у Филиппа ключ на время нашей встречи. В котором часу вам удобно?

— В любое время, у меня сегодня больше нет лекций.

— Тогда в половине шестого? — предложил он.

— Хорошо, — согласилась она.

Хьюго протянул руку для рукопожатия.

Большая ошибка.

Как и в прошлый раз, каждая клеточка его тела возбудилась от прикосновения к ее руке.

Щеки Элис слегка порозовели, и она тоже выглядела взволнованной. Неужели она чувствует то же самое? Стоп. Речь идет о его двоюродной бабушке и бабочках. Ничего личного.

— Я провожу вас, — сказал он и провел ее в приемную.

Он вдруг поймал себя на том, что смотрит ей вслед. Почему он начал испытывать чувства, которые, по его мнению, ушли навсегда?