— Мне плевать на твою жалость, — говорю я себе под нос, но, видимо, достаточно громко, чтобы он услышал, судя по тому, как дергается его челюсть.

Я уже чувствую, как нечто приближается ко мне, вторгаясь в мою сущность. Онемение. Холодное и темное. Оно возвращается.

— Можно тебя проводить? — в его вопросе звучит грусть.

Я не смотрю ему в глаза. Не хочу видеть жалость, неуместное сочувствие.

— Не утруждайся.

Я мчусь в вестибюль, вспоминая вывеску туалета, которую заметила раньше. Запираю дверь и бегу по кабинкам, смывая каждый унитаз, пока шум не становится громким, чтобы перекрыть мои крики. Я кричу в гулком помещении до тех пор, пока вода не стихает. Кричу сквозь узел эмоций, застрявший в моем горле, и кричу, чтобы сдержать онемение. Может быть, на этот раз, если я буду достаточно громкой, достаточно сильной, то смогу запереть его.

В комнате становится тихо, пока я перевожу дыхание и слушаю, как вода из крана раковины капает, капает, капает.

Черт побери. Похоже, я буду выслеживать серийного убийцу в одиночку.

ГЛАВА 3

Не плачьте из-за пролитого кофе

Не знаю, был ли это кофе со льдом Venti с дополнительной порцией или тот факт, что время, наконец, как будто снова пошло вперед, но к тому времени, когда я рухнула на диван, я вычистила и привела в порядок каждый сантиметр квартиры — кроме ее комнаты. На это ушло шесть часов, несколько походов к мусоропроводу и остатки средства для посуды, но дело сделано.

Я открываю банку пива и смотрю на пузырек с таблетками в своей руке. Я чувствую легкость, которой не испытывала с момента инцидента, и думаю, может быть, мне не нужны таблетки, чтобы заснуть сегодня. Это слабое чувство, но в воздухе витает искорка надежды.

К черту полицию. К черту детектива Саксона. К черту фальшивые алиби и подлых адвокатов. И к черту Кэша Фокса. Потому что я сожгу его мир дотла и буду танцевать на пепелище.

Я не успеваю выпить и половины пива, как засыпаю на диване. Только когда просыпаюсь под звуки птиц и утренней электрички за окном, понимаю, что впервые за две недели проспала ночь без снов.

***

Я смотрю на ухмыляющегося мультяшного пса, который, честно говоря, выглядит обкуренным, красная бандана низко наброшена на его шею.

Что ж, начало многообещающее.

Когда я искала в интернете «Кэш Фокс», на экране появилась куча веб-сайтов, посвященных кредитам, и бизнес-страниц «Фокс Ньюс». Тогда я проверила результаты поиска по картинкам, и оказалось, что в фильме «Лис и пес» есть поющая группа собак во главе с псом-укурышем Кэшем.

Когда я начинаю добавлять другие ключевые слова, такие как ресторан, бизнес и клуб «Персик», появляется еще больше. Я поглощаю каждую статью, которую нахожу, но только все больше и больше расстраиваюсь, когда в любой статье его рисуют как молодого, успешного бизнесмена, который возвращает честность в индустрию развлечений. Я вздрагиваю, потому что, судя по тому, что я знаю о «Персике», они, по крайней мере, отчасти правы.

Когда Бет начала танцевать, она работала в четырех клубах за четыре месяца, прежде чем нашла «Персик». Каждый клуб был хуже предыдущего, менеджмент был кодом для наркоторговцев, девушкам не платили их долю половину времени, а охрана вмешивалась только тогда, когда кому-то грозила смерть. Если только клиент не был хайроллером3, то мужики практически не видели границ с танцовщицами. Бет сказала, что некоторые девушки выглядели несовершеннолетними, и те часто проводили время со взрослыми дядьками.

Но в «Персике», по ее словам, она всегда чувствовала себя в безопасности. В каждой отдельной комнате были тревожные кнопки, и девушки могли даже заказать украшения со встроенными кнопками, если хотели. Наркотики были случайным явлением, но охрана позволяла это только давним и беспроблемным клиентам. Любого новичка, который приносил наркотики, выгоняли и заносили в черный список.

Если танцовщицы хотели завести отношения со своими клиентами, им предоставлялась дополнительная охрана. Однажды они даже оплатили услуги адвоката, чтобы отмазать девушку от обвинения в проституции, когда на Джона донесла его мстительная жена.

Все эти воспоминания только усиливали мой гнев. Этот ублюдок маскируется под борца за права женщин днем и убивает их ночью. Интересно, встречалась ли Бет с ним, что произошло, и поэтому ли он выбрал ее? Нашла ли она в нем харизматичного предпринимателя или увидела тьму, плавающую под поверхностью?

У нее всегда была отличная интуиция в отношении людей. Одна из тех вещей, которые сделали ее такой замечательной танцовщицей. Она умела видеть, чего хотят люди, даже если это отличалось от того, что они говорили. Я вспоминаю одного мужчину, о котором она мне рассказывала.

Он пришел, уже немного выпив, и очень настойчиво добивался приватного танца. Когда он оказался в зале, его манерность поутихла, и Бет сказала, что, похоже, он не очень-то хотел там находиться. Оказалось, что его жена сказала ему, что он ее больше не привлекает. Они влюбились еще в школе, и тридцать лет спустя, многое изменилось. Он больше не был звездным бейсболистом, а она — главной болельщицей. Они стали замученными родителями трех девочек, у них едва хватало времени на сон, не говоря уже о том, чтобы проводить время друг с другом.

Вместо танца на коленях Бет научила его, как прикасаться к жене, что шептать ей на ухо, и дала ему несколько советов, которые наверняка понравятся его жене — подсказка, это клитор. В следующие выходные он пришел туда с женой, и Бет сказала, что они выглядели как влюбленные подростки с горящими глазами.

Но это сделала потрясающая Бет, а не Кэш Фокс, и я начинала уставать от чтения статьи за статьей, воспевающих его дифирамбы. Разочарованная и злая, я стучала по клавиатуре: «Убийца Кэш Фокс».

Страница загружалась мучительно медленно, и я уже хотела захлопнуть ноутбук, когда заголовок заставил меня вздрогнуть:

54-летний Фокс приговорен к пожизненному заключению без права досрочного освобождения за убийство губернатора.

Как отец, так и сын? Мой пульс бешено скачет, когда я открываю статью десятилетней давности и начинаю читать…

Эйден Фокс, 54 года, вел себя незаинтересованно, пока судья читал его приговор: пожизненное заключение без права на досрочное освобождение. Четверо его сыновей — Кэш, 23 года, Финнеас, 21 год, Роан, 16 лет, и Локлан, 9 лет — стояли с одинаково каменным лицом во время заседания. Старший из них, Кэш, был единственным, кто проявил эмоции