– Почитать должна и слушаться, – добавил лавочник. – А я уж для жены любимой ничего не пожалею. В моей власти будет одарить всем, что душа пожелает. Или наоборот… – добавил он многозначительно.

– Понимаю, – кивнула Мариса.

– Ну вот… И договорились. Пойдём в дом, осмотришься там…

– Нет, в лавку так в лавку, сами так говорили, – решительно воспротивилась Мариса. – Как это я, незамужняя, с мужчиной рука об руку в дом зайду? Примета плохая. Будь здесь сестра ваша или матушка…

– Какая ещё примета?

– Ну как же. Примета, что никогда замуж не выйду. За этого мужчину. Есть такая примета.

– Да как не выйдешь, свадьба назначена. Старушечьи байки повторяешь, – недовольно буркнул лавочник, и потянул Марису к дому.

Она сопротивлялась, отступила в сторону.

– В дом не пойду!

– Ладно тебе, пойдём в лавку! – сдался Реддит, и подтолкнул её к другим дверям. – Конфет себе возьмёшь. Хотя я вам уже щедро отсыпал…

Нет, плохого Мариса всё-таки не ждала. Но не должно бы, чтобы вот так! Это ведь неприятности не только ей, но и названому отцу, мельнику Фуртафу. Ей полдня позора, да и то многие посочувствуют, а мельнику придется раскошеливаться. И это после свадьбы дочери, когда запасов и не осталось! Фуртаф его не простит. Так что не решится Реддит с ним рассориться. И потом, все денежки от графа он себе уже выговорил.

Все равно Мариса доверяться Реддиту не хотела, и спиной к нему поворачиваться – тоже. Пока она не жена, а потом – успеется. В дверь прошла первой – но искоса не переставала поглядывать на жениха.

– Вон конфеты, – он показал на коробку. – Выбирай!

– Спасибо. Я такое не люблю, – покачала головой Мариса. – Мне сказали, что надо помочь. Записывать что-то в книгу. Я готова.

Она прикинула, что стоять за конторкой спиной к стене – это ничего, вполне приличное и безопасное положение.

Реддит тем временем задвинул задвижку на двери и обернулся:

– Ну вот… – он смерил её плотоядным взглядом, от которого все её рассуждения могли гореть ярким пламенем.

Она уже отошла к стене, встала за конторку. С досадой подумала – и зачем вообще пришла? Пусть бы хоть разругалась мельничиха с Реддитом – ей что за беда?

Теперь Мариса смотрела на него прямо, он увидел всё её лицо целиком и недовольно поморщился.

– Зачем же вы дверь заперли? – притворно удивилась она. – А вдруг покупатели придут?

– Постучат! И вот что, я со своими делами и сам справляюсь, – буркнул он. – Конфеты, говоришь, не нравятся? Как знаешь. Хочешь помогать – вон, полы помой. За дверью ведро и тряпка. Иди, ну?..

– Нет, полы мыть я не стану, – тут же отказалась Мариса, – я пока вам не жена. Стану женой – тогда и буду мыть. Может быть…

Лавочник тяжело выдохнул.

– Дерзкая ты. Надо поразмыслить, такая ли мне нужна? Другая на твоём месте постаралась бы, подластилась…

Мариса на это только кивнула – услышала, дескать.

Подумав немного, при этом не переставая разглядывать девушку исподлобья, Реддит шагнул к ней.

– Ты… вот что. Давай уже… это. Жемчуг подарю к свадьбе, целую нитку под шею. Хочешь?

– Не хочу, – уверенно отказалась она. – Чего это вы придумали? Не подходите, я кричать буду!

– Тихо ты. Чего кричать? Длинную нить куплю, по грудь. По округе ни у кого такой не будет! Только у моей жены!

– Вы же знаете, что мне за это полагается… – напомнила она, ещё надеясь, что всё обойдётся.

Собственно, даже если… лавочник Реддит выше её на ладонь и мужчина упитанный. На вид здоровяк, но она не постесняется бить его по любому месту, если будет надо. Так что страха, как ни странно, не было.

– Да что с тобой станется? – протянул он презрительно. – Пустяки. Ты бойся, если я буду недоволен!

– Про отца подумайте, ему штраф платить…

– Вот глупая. Да что о нем думать? Он тебе хоть приданое приличное дал? Мать моя ходила смотреть. Дешёвая шуба, дешёвые сапоги, и прочее такое же. Ну, не глупи, не упрямься.

– Нет… – она прижалась спиной к стене.

– Ничего с тобой не будет. Граф тебя не позовёт, это я точно знаю. На пирушке вчера говорили! Граф распорядился уже. Люди знают.

– Если так, всё своё в срок получите.

– Ты погоди. Говорю же, жемчуг подарю, заглядишься, все позавидуют!

Он шагнул к Марисе и обхватил её руками, она брыкнулась и заехала ему локтем куда-то в шею, ударила сильно – он охнул и отпустил девушку, но тут же ринулся опять.

– Ну нет, жаба болотная, как я решил, так и будет…

– Помогите! – завопила Мариса так громко, как только смогла, одной рукой махнула, как кошка, вцепившись когтями в физиономию жениха, другой схватила с конторки увесистое пресс-папье с кованым навершием и швырнула в окно.

Посыпалось разбитое стекло.

И тут же кто-то сильно стукнул в дверь, а потом ещё, навалился – и задвижка отлетела, а дверь распахнулась.

Мариса ожидала увидеть кого угодно, но не лохматого рыжего лорда, встреченного вчера на реке. Из-за его плеча выглядывал стражник из замка – на этот раз лорд явился не один.

Она прижалась спиной к стене. Реддит тяжело дышал и тёр поцарапанную щёку.

– Что происходит? – строго спросил лорд, впившись взглядом в Марису.

– Всё в порядке, милорд, – поспешил ответить лавочник. – Это моя невеста. Самую малость повздорили. К свадьбе помиримся и будем жить душа в душу.

Услышав такое, Мариса быстро улыбнулась – ну надо же! Обещание хоть куда. И вообще, как же лорд дверь-то выбил? Дверь в лавке тяжелая, дубовая, и задвижка кованая. На ночь ещё и запор особый кладётся в тяжёлые железные петли – можно осаду держать. Но это на ночь…

Рыжий молчал и продолжал смотреть на неё, ожидая ответа. Она глянула ещё раз на его руки – крепкие, мужские, но всё же обыкновенные на вид, и ответила:

– Все хорошо, милорд. Это я увидела мышь. Вон там в углу, – она показала, где именно.

Рыжий засмеялся и всё равно взгляд не отвёл.

– Ох какая мастерица врать!

– Что вы, милорд. Там полно мышей. Их мой жених любезный расплодил без меры.