– Тесновато здесь, – кивнула я в сторону кух­ни,имея в виду габариты дамы.

– В общем-то она все подготовила дома, а здесь только…

Он не успел договорить, в кают-компании по­явилась Вера, заней Никифоров. Павел Сергеевич переоделся в шорты, она в купальник, поверх кото­рогоповязала парео ядовито-зеленого цвета, впро­чем, ей этот цвет, как ни странно,был к лицу.

– А вы не переоделись? – обратилась она комне. – Ничего, что я так запросто? Я, знаете ли, плохо воспитана…

– Я тоже, – осчастливила я.

– Да? Ну и слава богу, давайте без политесов. Меняможно называть Верой, я вас буду звать Олей, потому что терпеть не могу отчеств,я их вечно забываю. Петечка потом долго извиняется перед гос­тями, у него,знаете ли, бывают гости не простые, а прямо-таки золотые, я весь вид порчу, аон терпит и опять зовет, хотя давно бы надо гнать. Да, Петечка?

– Что ты глупости болтаешь, – отмахнулся он.

– Петечка добрый.

– А я? – проявил интерес Павел Сергеевич, носкорее для того, чтобы обратить на себя внимание.

– А ты злой и страшный серый волк.

Она зарычала, а потом чмокнула его в щеку, но уж оченьравнодушно, точно болонку.

– Меня тоже можно звать просто Павлом, – сказал онмне и подмигнул.

Друг за другом мы выбрались на палубу, где уже стоялиЛапшины и Райзман.

– А где Анна? – спросила Вера, обращаясь к АртуруБорисовичу. Тот с удивлением ответил:

– Не знаю.

– Я думала, вы присмотрите за моей подруж­кой, –кокетливо сказала Вера. Он пожал плечами:

– Я могу сходить за ней.

Идти не пришлось, Анна появилась на палубе через мгновение,наверняка разговор она слышала и сказала с неудовольствием:

– Прекрати меня сватать.

– Да брось ты, – отмахнулась Вера.

– Прекрати, – повторила Анна, перейдя на зло­вещийшепот. Вера засмеялась и повернулась к ней спиной.

В этот момент яхта начала отходить от берега.

– Петечка, а парус поднимут? – спросила Вера.

– Честно говоря, не знаю, это от ветра зависит. Еслитебе захочется, обязательно поднимем, хоть на минутку.

– Ох, как я люблю тебя, Петечка.

Войдя в роль сыщика, я прикидывала: дама слег­ка нервничаетпо неизвестной причине или такое поведение для нее естественно? Судя по Петечкинойреакции, второе.

Райзман, облокотясь на перила, наблюдал за тем, как яхтаудаляется от берега. Анна подошла к нему.

– Дайте закурить. – Он торопливо достал сига­реты,щелкнул зажигалкой. – У нас есть какой-нибудь план? – возвысила голосроковая женщина. – Или просто будем болтаться на этой консервной бан­кетуда-сюда?

За консервную банку Сафронов обиделся, но обиду постаралсяскрыть.

– Вот что я предлагаю, – сказал он и даже хлоп­нулв ладоши, призывая всех ко вниманию. – Дой­дем до Марьиной Губы, искупаемся,позагораем, а вечером пойдем на Бутино, к утру должны быть там. Сделаемостановку, поплаваем, а потом поднимем­ся к Ковалеву и дальше к городу. Ну,как?

Все согласно закивали, идея была действитель­но хорошая.Река здесь делала петлю, так что мы, описав круг, подойдем к городу с другойстороны, практически ничего не потеряв во времени, а места там действительнокрасивые. Марьина Губа – ост­ровок километрах в тридцати от города, спотрясающими песчаными пляжами. Во времена моего детства по выходным дням тудаходил речной трамвай. Потом трамвай но неизвестной причине исчез, и МарьинаГуба перестала быть местом паломничества городских любителей позагорать.Добраться туда могли лишь обладатели лодок, в основном граждане, живущие надлинной улице вдоль реки, которая, соответственно, и называлась Лодочная. Тамдо сих пор в каждом доме своя лодка. Улицу периодически затопляло в половодье,и еще лет десять назад ее решено было снести, а людей переселить, но жителипокидать малую родину не спешили, потому что все здесь издавна занималисьбраконьерством и кварти­ры в новостройках пределом мечтаний для них неявлялись. Из-за того, что жили здесь от паводка до паводка, дома выглядели так,точно перенесли две войны, подлатают кое-как, и слава богу, красить их никому ив голову не приходило, все как на подбор черные. Сейчас они медленно проплывалипо лево­му борту. Впрочем, летом они утопали в сирени и акации и особо убогимине выглядели, в них даже было что-то живописное.

В общем, Марьина Губа стала малопосещаемым местом, и там восновном стояли лагерем байдароч­ники. Сама я не была на острове лет десять итеперь проявляла неподдельный интерес.

– На Марьиной Губе я чуть не утонул, – сооб­щилЛапшин. Он, кстати, тоже предложил обходить­ся без отчества, так что я называлаего просто Геной. – Мне лет семь было.

Далее последовал рассказ об этом знаменатель­ном событии.Тут же выяснилось, что практически у всех присутствующих что-то связано с этимостров­ком. Только Анна презрительно ухмылялась, косясь из-под очков на Райзмана.Как видно, бедняжке не­чего было вспомнить.

Вскоре подали обед. За столом воспоминания продолжились, чтоспособствовало сплочению кол­лектива. Так как к обеду подали вина, все оченьбыстро перешли на “ты”. Одна Горина пребывала в напряжении с упорной нелюбовьюко мне, сироте. Видно, я спутала ей все карты. Райзман уделял мне повышенноевнимание и даже не желал скрывать это. Я не особенно его поощряла, но и невозража­ла, скорее из вредности.

Когда поднялись из-за стола, впереди замаячил остров. Мы переместилисьна палубу. Старенькая пристань произвела неплохое впечатление: кто-то все жепроявлял о ней заботу все это время, прогнив­шие доски в некоторых местахзаменили новыми.

Пришвартовывались довольно долго, то ли мачо не былиособенно опытными, то ли пристань не ка­залась им надежной. Когда сошли наберег, солнце уже жарило вовсю. Заросли ивы начинались от при­стани, но мысразу увидели тропинку, изрядно утоп­танную. Мы пошли по ней и через пять минутока­зались на пляже. И здесь заросли ивняка отвоевали себе новые пространства.Однако пляж порадовал. Широкая, девственно чистая песчаная полоса. Мыпочувствовали себя Робинзонами.

– Красота-то какая, – мечтательно вздохнулПетечка, и я согласилась с ним.