Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня в номере, кажется, они успели побывать.
— Конечно, успели. Передайте в Москву, что я проверилвсе заказы, идущие по линии Министерства обороны США. Развернуть в ближайшиедесять лет программу защиты в космосе они не сумеют. Просто блефуют. Данныеанализа их закупок позволяют говорить об этом с максимально вероятнойточностью.
— Передам. Они разрабатывают программу вашеговозвращения.
— Пора бы, — не удержался Кемаль, — что тампроисходит в Литве, вы что-нибудь понимаете?
— Честно говоря, знаю столько же, сколько и вы. Видимо,ничего хорошего.
Они дошли до номера Льюиса. Тот приложил палец к губам.
— И как видите, — громко сказал Льюис, —положение у нас достаточно неплохое.
— Безусловно, — подхватил Юджин. Они вошли вномер. Хлопнула дверь. Из соседнего номера вышли двое незнакомцев и, подойдя квисевшему слева светильнику, сняли небольшой прибор, фиксирующий разговоры вкоридоре. Войдя в номер, они коротко доложили сидевшему в кресле третьемунезнакомцу:
— Нам удалось записать их разговор в коридоре.По-моему, они говорили о чем-то важном.
— Включайте, — разрешил их руководитель. Один извошедших включил аппарат, снятый в коридоре.
Раздалось громкое шипение.
— В чем дело? — недовольно спросил сидевший вкресле. — Опять ничего не получилось?
— У одного из них в кармане был скэллер,[3] —зло пробормотал мужчина, — кажется, повреждена вся лента.
В соседнем номере Кемаль Аслан, продолжая разговаривать сосвоим юрисконсультом, вдруг написал на листке бумаги: «Кажется, в последнеевремя наблюдение за мной несколько усилилось. Подключают профессионалов».Льюис, прочитав, достал из кармана сигару, спички, спокойно закурил и поджегзаписку.
После чего кивнул, наблюдая, как пылает бумага. И толькопосле этого сказал:
— Вы всегда казались мне чрезвычайно внимательнымчеловеком, мистер Кемаль Аслан.
— Черт бы вас побрал, — разозлился третий, —опять ничего не вышло.
— Нужно просто арестовать обоих.
— Это вы расскажете их адвокатам, — третий,поднявшись с кресла, направился к дверям и, уже выходя, обернувшись, добавил:
— Постарайтесь хотя бы записать их разговор в номере.Хотя подозреваю, что мы не услышим ничего интересного.
И вышел, мягко затворив за собой дверь. В соседнем номерешла неторопливая беседа двух деловых людей, внешне ничем не отличавшаяся отлюбой беседы такого рода. Агенты уныло записывали разговор, уже не надеясь наудачу.
— Мы не согласны, — зло говорил стоявший у моставысокий мужчина в штатском, — это, в конце концов, просто унизительно. Выпредлагаете глупые, нереальные условия.
— Почему, — возражал его собеседник, говорившийпо-русски с очень сильным характерным немецким акцентом, — ведь вы всеравно должны будете оставить это оборудование и помещения. А мы предлагаем вамхорошую сумму.
— Это вам так кажется. По оценкам ваших экспертов,только оборудование может стоить десятки миллионов марок. Мы не согласны натакую сумму.
— Полковник Волков, — вздохнул немец, — я васпонимаю. У вас есть полномочия от ваших руководителей. Но и у меня есть свои.Поймите, я не могу, не имею права предлагать вам больше, чем мне разрешили.
— В таком случае передайте, что мы настаиваем на тойсумме, о которой мы первоначально договаривались. — Волков посмотрел напроезжавший мимо автомобиль. Проехав метров сто пятьдесят, автомобильостановился, и из него вылезла целая компания молодых, явно загулявших людей.Несколько парней и девушек приехали сюда, на место бывшей берлинской стены,чтобы снова увидеть это историческое место и набрать камней, уже ставшихсувенирами во многих странах мира. Двое молодых людей весело толкали своихспутниц, и те кружили у моста, беспрерывно щелкая фотоаппаратами.
Немец поежился, отворачиваясь от приехавших. Его явнокоробило такое отношение молодых людей к недавней трагедии разделенной страны.
— Я передам ваши пожелания, полковник, — сказалон, посмотрев на часы, — но мне кажется, в наших общих интересахдоговориться побыстрее, пока этого не сделали другие.
— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Волков.
— Ничего. Просто мы имеем сведения, что не все в вашейстране согласны с переменами, происходящими в нашей. И мы готовы к любомуразвитию событий, даже самому худшему.
— Не нужно меня пугать.
— Боюсь, вы не поняли, — вздохнул немец, —это я не вас, это я себя пугаю. В Литве ваше руководство применило спецчастиКГБ и войска. Они сделали то, о чем их просил в свое время Хонеккер в ВосточнойГермании. Тогда они не захотели выводить из ангаров советские танки. Теперь,видимо, кто-то в Москве решил, что пришло время. И заметьте, это уже не впервый раз. Нам кажется, что в вашем руководстве скоро будут перемены. ОтставкаШеварднадзе и события в Литве — очень нехороший симптом. Может оказаться, чтонам просто не о чем будет договариваться.
— Это нас не касается. — Лицо полковникадернулось. — Меня не уполномочили вести подобные беседы. Так что мнепередать? Вы согласны с нашими условиями?
— Да, — вздохнул немец, — придетсясогласиться. Я передам ваши пожелания. Учтите, что мы в одинаковой степенизаинтересованы сохранить все в строжайшей тайне.
— Поэтому наши переговоры попали в печать? — злоспросил полковник. — Поэтому о них знает уже пол-Европы?
— Что вы говорите? — явно испугался немец. —В какую печать? Мы ничего не сообщали.
— Ваш «Шпигель» опубликовал статью о том, что советскиегенералы торгуют оружием и разбазаривают имущество Западной группы войск. Вы нечитали статью в ноябрьском номере журнала?
— Это был просто пробный камень, — успокоилсянемец, — кажется, у вас так говорят. Они решили запустить такую утку наосновании многочисленных фактов кражи имущества армии вашими солдатами иофицерами. Против руководства Западной группы войск у них пока нет ничегоконкретного. Они решили таким образом устроить скандал, в результате которогомогут всплыть дополнительные подробности. Скандальная статья, даже безупоминания имеющихся фактов, служит как бы резонансом, прелюдией к большомускандалу, и тогда масса свидетелей, решивших, что редакция располагает подобнымматериалом и кто-то уже опередил их в даче свидетельских показаний, бросается вобъятия журналистов, пытаясь продать и свою информацию подороже. Это типичныйтрюк наших журналистов. Вы можете ни о чем не беспокоиться.