— У нас говорят: дыма без огня не бывает, — угрюмоогрызнулся полковник. — Возможно, проболтались ваши люди.

— Нет, нет, — поспешил успокоить немец, — мыспециально все проверяли.

У них нет против нас никаких доказательств. Это тольконачало игры. Не обращайте внимания на подобные статьи.

— Стараюсь, — пробормотал полковник, — хотя впоследнее время вы нас подводите. В свете начавшихся изменений в мире я бысоветовал вам быть поосторожнее.

— Вы про Кувейт? — понял немец.

— И про Кувейт тоже. По моим сведениям, американцыначали сегодня широкомасштабную войну против Ирака. Пока моя страна соблюдает нейтралитети даже внешне на стороне западной коалиции. Но ведь в Москве все можетпоменяться.

— Вы думаете, ваше руководство может поддержать СаддамаХусейна? Но ведь это катастрофа! Начнется третья мировая война. Американцы ужене уйдут с Ближнего Востока, пока не освободят Кувейт. Это для них уже вопроспринципа.

— Нет, — ответил полковник, — я не думаю, чтодело может дойти до мировой войны. Просто руководство в Москве может несколькоподправить свою позицию, и тогда американцы не будут столь нагло и беспардонновести себя в мире. Вы меня понимаете? При этой ситуации наши войска еще оченьдолго будут находиться в Германии. И тогда нам придется заново пересматриватьвесь комплект наших договоренностей. Или еще конкретнее — просто отменить их.

— Вы не верите в быструю победу американцев?

— Нет, в это как раз я верю. При всем своем бахвальствеиракскому лидеру не устоять против объединенной коалиции союзников. Просто нетот уровень противостояния. Когда за спиной Саддама нет сильного союзника, онне продержится. Это очевидно. Но в любом случае нам надо быстреедоговориться, — подвел итоги полковник. — О наших переговорах ужезнают в Москве. И знают совсем не те люди, которых мы считаем своимисоюзниками.

— Я вас понимаю, — немец вздохнул. Ему всегдатрудно давался разговор с этим мрачным полковником.

— Все еще может измениться, — мрачно заметилВолков и, показывая на веселящихся молодых людей, с неприязнью в голоседобавил:

— Может, они и правы, что собирают камни с разбитойстены. Может, вместо этой стены будет другая — еще выше и крепче прежней.

Немец испуганно открыл рот, но ничего не сказал, не решаясьспорить. А полковник, довольный эффектом, повернулся, чтобы уйти.

— До свидания, — Волков, засунув руки глубоко вкарманы пальто, зашагал в сторону своего автомобиля.

Немец смотрел ему вслед и, лишь когда полковник скрылся заповоротом, повернулся и медленно пошел в другую сторону. Он вдруг с ужасомподумал, что его недавний собеседник может оказаться провидцем. И почти ссуеверным страхом посмотрел на то место, где на его памяти всегда стояла стена.Эта проклятая для любого немца стена, отделявшая один мир от другого. И редконаходились «сталкеры», согласные на опасные путешествия из одного мира вдругой. Когда-то немец прочел книгу русских фантастов Стругацких и решил, чтоЗоной они называли Западный Берлин, в который так стремились попасть тысячинемцев из восточной части города.

Молодые люди по-прежнему дурачились у моста, не обращаявнимания на проходившего мимо незнакомца. Правда, одна из девушек, снимая ночнойгород, почему-то крупным планом сфотографировала проходившего мимо мужчину. Ноэто была очевидная случайность, даже расстроившая девушку.

В Софии их встречали два сотрудника американскогопосольства. Уильям с юмором подумал, что в другие времена эскорт для встречибыл бы куда внушительнее и мог состоять из отрядов советских и болгарскихконтрразведчиков.

Крах всей системы стран Варшавского Договора начался сПольши. Как только советское руководство разрешило Ярузельскому провести вПольше действительно демократические выборы, вопрос был решен окончательно ибесповоротно. Может, даже раньше. Он был решен еще в начале восемьдесятдевятого, когда Горбачев пошел на первые относительно демократические выборы вСССР и разрешил трансляцию со съезда Советов на весь мир. И мир дрогнул,понимая, что в Советском Союзе происходят действительно небывалые перемены.

Летом восемьдесят девятого мир увидел и второй путь развитиясоциализма. На центральной площади Пекина были безжалостно расстреляныкитайские студенты, осмелившиеся заявить о приоритете демократических прав исвобод в несвободном обществе. Горбачев сделал выводы из этого расстрела.

Состоявшиеся в Польше демократические выборы принесли, как иожидалось, победу «Солидарности», и в социалистической Европе возникло первоенесоциалистическое правительство Мазовецкого.

Потом была «бархатная» революция в Чехословакии, гдеинтеллектуал Гавел возглавил движение двух соседних народов — чехов и словаков— к долгожданному обретению свободы. Наконец, осенью этого года пала берлинскаястена — символ разделения Европы, и буквально сразу, почти через месяц, былрасстрелян еще один отживший «динозавр» старой когорты руководителей — НиколаеЧаушеску. Дольше всех продержался Тодор Живков, но и тому пришлось пройти черезгорькое разочарование от предательства своих сторонников, измены друзей,публичное унижение, домашний арест и суд, выяснивший внезапно, что за всю своюдолгую карьеру и почти сорокалетнее правление страной Живков был виноват в «неправильной раздаче служебных квартир и выдаче материальных пособий чиновникамиз партаппарата». Поистине приходится удивляться человеческой породе. Не найдяничего другого, «демократический суд» осудил человека на основании вздорныхобвинений, человека, объективно так много сделавшего для своей страны и жившегопо другим законам, в другой системе координат.

И много ли вообще абсолютных диктаторов в истории, которыепосле четырех десятилетий абсолютного правления могут быть обвинены лишь вподобных нарушениях? «Воистину, история — бесстыдная девка», — думалТернер, сидя в машине, направляющейся к зданию американского посольства. Он непринимал непонятной для любого нормального американца социалистической системыс ее столь же непонятными моральными ценностями. Но как объективный человеквидел, что поднявшаяся волна антикоммунизма в Восточной Европе часто не имеланичего общего с подлинно демократическими устремлениями немногих настоящихдемократов.

Просто на смену одним коммунистам, лишенным должной гибкостии понимания момента, приходили другие — более беспринципные и ловкие. Иликоммунистические догмы менялись на антикоммунистические, и они были одинаковобеспощадны к инакомыслящим и колеблющимся.

В посольстве их уже ждали. Из-за сложного положения в городегостей разместили прямо на квартире одного из дипломатов, находившейся недалекоот посольства. По просьбе Тернера к ним прикрепили автомобиль без водителя. Егоспутник Томас Райт неоднократно бывал в Болгарии и мог вполне обходиться безсопровождения американских дипломатов. С огненно-рыжей шевелюрой Томас былпохож скорее на немца или чеха, чем на типичного американца. На лице у негобыли даже веснушки, и в сочетании с курносым носом и крупными глазами этопридавало ему какое-то удивленное и одновременно почти детское выражение. Нооно было обманчивым. Томас Райт был не просто прекрасным офицером ЦРУ,владевшим несколькими восточнославянскими языками, он уже успел отличиться вЧехии и Болгарии в прежние годы и имел неплохой опыт для работы в паре с такимпрофессионалом, как Ульям Тернер. Они даже не взяли с собой местного резидентаЦРУ, который в это время отдыхал в Италии.