– Экий ты несмышленыш. По нашим поверьям, дух последнего покойника остается сторожить кладбище. Прямо до следующих похорон и остается. А потом его новый дух сменит, и так до Страшного суда.

– Но так же не бывает! Чтобы появился призрак, смерть должна быть очень дурная, это я точно знаю!

Миссис Стоунфейс многозначительно покосилась на гроб, от которого тянулся запашок джина, и всем своим видом дала понять, что добропорядочной такую смерть тоже не назовешь.

– В других краях не бывает, а у нас бывает, – отрезала она, упреждая дальнейшие расспросы.

– Вот мы и не хотим, чтобы твой папаша так маялся, – вторила молочница. – Не хотим же, а, миссис Стоунфейс? Давайте, что ли, поторопимся!

Дорогу на кладбище Агнесс не запомнила. Следуя за скрипучим катафалком, она не сводила глаза с гроба. Неужели она увидит папу? Ах, вот бы увидеть! Он обязательно что-нибудь придумает! Он же взрослый.

У кладбищенских ворот гроб подхватили могильщики и понесли в северную, самую неприветливую часть погоста. Здесь хоронили тех, о ком не стоит лишний раз вспоминать – горьких пьяниц, бродяг, некрещеных младенцев. Почти весь день на северную часть падала тень от церкви Святого Катберта, и Агнесс поежилась, представив, как холодно папе будет здесь лежать… Но почему же он не появляется?

На ее глазах гроб опустили в могилу, но девочка не слышала ни глухих ударов, когда комья земли посыпались на крышку, не торопливого бормотания викария. Не заметила она и сапоги со шпорами, которые виднелись из-под белой сутаны – священник спешил на охоту и посему не читал, а избирательно цитировал похоронную службу. Все то, от чего миссис Брамли болезненно морщилась, а миссис Стоунфейс закатывала глаза, не имело для нее никакого значения.

Агнесс ждала.

И лишь когда к могиле подошел бидль, девочка вздрогнула и сжалась. Деревенские ребятишки уже наболтали ей, что, несмотря на благодушный вид, приходской надзиратель ох как непрост. По их спинам не раз гуляла его трость, а то и парадный жезл.

– Ну вот, мистер Ладдл, я вырвала еще одну душу из ваших лап, – изрекла миссис Стоунфейс. – Еще один покойник, которого не получилось вскрыть.

– Вы так говорите, мэм, будто я самолично их вскрываю, – устало отвечал бидль, поправляя засаленную треуголку.

– Как знать, мистер Ладдл. Как знать.

– Нуте-с, кто тут будет Агнесс Тревельян? – повернул он беседу в иное русло.

Агнесс почувствовала толчок в спину.

– Я, сэр, только я с вами не поеду.

– Фу, Агнесс, как безобразно ты себя ведешь!

– Пустое, миссис Стоунфейс, – возразил бидль, расплываясь в елейной улыбке. – Это даже хорошо, что девчонка упряма. Воспитатели смогут славно потрудиться, выкорчевывая ее пороки. Ведь когда дети ведут себя идеально, это расшатывает дисциплину в приюте. Тогда их и выпороть не за что. А ничто так благотворно не воздействует на растущий организм, как добрая порка.

– Полно вам ее стращать, сэр, – вмешалась миссис Брамли. – Попрощайся с папашей, моя хорошая. Я бы тебя… но… а я пойду домой, где меня семеро голодных ртов дожидаются, – произнесла она чересчур громко и внятно.

Не оборачиваясь, Агнесс закивала. Обладай взрослые ее даром, они бы тоже увидели, как из-под свеженасыпанного холмика показалась рука. Она пошарила вокруг себя, исследуя рельеф местности. Следом появилась вторая, такая же полупрозрачная, а уж затем из могилы выбрался весь мистер Тревельян. Поглаживая жидкие бакенбарды, он огляделся по сторонам с видом человека, который проснулся в чужой постели, но, хоть убей, не помнит, как там очутился.

– Папочка? – наклоняясь вперед, прошептала Агнесс.

– Неста? – мистер Тревельян отвесил дочери шутливый поклон. – Приветствую ее высочество Несту, принцессу Дехейбартскую, владетельницу…

Тут Агнесс тихо ойкнула. Через его плечо – точнее, сквозь его плечо – она заметила, что по тропинке, огибающей кладбище, уже идет вторая процессия. Идет – это, конечно, сильно сказано. Шотландцы шатались из стороны в сторону, едва удерживая грубо сколоченную домовину, однако двигались с упорством, достойным похвалы. К счастью, шотландская угроза сплотила бидля и миссис Стоунфейс, и они поспешили к воротам, чтобы дать захватчикам отпор.

– Папочка! Ну папочка же!

– Чем могу служить вашему высочеству?

– Меня забирают в работный дом! Придумай что-нибудь!

– Придумать? – встрепенулся дух отца. – О, теперь я точно могу думать! Думать и творить! Какая ясность мыслей и точность чувств! Как если бы с глаз моих стерли патину и мне открылась суть вещей!

Тем временем шотландцы поравнялись с каменным забором на северной стороне. На крышке гроба восседал дух деда МакНаба, забияки и балагура. Из-под килта торчали узловатые коленки, и он то и дело подпихивал носильщиков, чтоб не забывали, кто тут старший. Носильщики беззлобно огрызались. Все они были шотландскими горцами, а у горцев ясновидение в крови.

– Ишь, обогнали нас англичанишки, – сплюнул один из них, разглядев Агнесс в ее нелепом траурном платье.

– Ништо, парни, мне так больше по сердцу! А ну поспешай!

– Куда торопишься, дедушка? – обернулся парень, подпиравший гроб у изголовья. – Тебе ишшо столько маяться.

– А я, может, желаю помаяться. А я, может, закон буду блюсти. Вдруг шельмы какие решат самоубивца тут зарыть, а я их пинком! Нечего самоубивцу лежать в освященной-то земле.

Скорость, с которой процессия приближалась к воротам, приводила девочку в отчаяние.

Она подергала отца за полу сюртука. Обычно это возвращало его с небес на грешную землю, но сейчас рука прошла насквозь.

– Папочка! Я всегда буду послушной, только помоги мне!

– Я понимаю суть каждой травинки, Неста. Я вижу ее… эйдос!

– А ты не видишь где-нибудь клад? Мне бы хоть немножко денег!

Оторванный от размышлений об эйдосе, призрак недовольно нахмурился.

– Напиши своему дяде, – бросил он.

От неожиданности Агнесс приоткрыла рот.

– Дяде? Так у меня дядя есть?

– Даже не один. У тебя полным-полно родни, Неста, да только сквалыги они, каких свет не видывал. Проще из камня выжать масло, чем пару шиллингов из твоих разлюбезных родичей.

– Но где они живут? Куда мне писать?

– А, ты все об этом. Ну напиши хоть скупердяям из Линден-эбби, Йоркшир. Вдруг у них совесть проснется? Хотя сомневаюсь. Вот уж три месяца ничего не шлют. Только учти, что…

Договорить он не успел, потому что его губы, как, впрочем, и остальные черты лица, растаяли в стылом октябрьском воздухе.

Агнесс всхлипнула и от всей души пожелала отцу счастливого пути. Кто знает, вдруг там он завершит хоть одну картину? Рисовать облака несложно, а других пейзажей в раю не бывает. По крайней мере, так следовало из иллюстраций к детской Библии.