Внутри раздался какой-то шорох, однако дверь никто неоткрыл.

Тогда Клейн постучал и через секунду-другую услышал едваразличимые звуки, какие обыкновенно возникают, когда человек на цыпочках идетпо ковру.

— Альма, это я, Терри, — тихо произнес он. Щелкнулзамок, дверь приоткрылась. Терри увидел знакомые тонкие, словно из мраморавыточенные черты лица, пышные волосы цвета пшеничных колосьев, залитыхсолнечным светом, испуганно-настороженные серые глаза.

— Как вы узнали, что я здесь? — Альма Рентоншироко распахнула дверь, потом, когда он прошел внутрь, осторожно закрыла ее.

На этот вопрос он ответил не сразу, а, нежно коснувшисьрукой подбородка Альмы, приподнял ее голову так, чтобы можно было заглянутьпрямо в глаза.

— Излишняя суета, — объявил он, — вреднейсамой черной работы.

Она нервно засмеялась и оттолкнула его.

— Перестаньте, Терри, — сказала она, —знаете, у меня такое чувство, будто своим взглядом вы просвечиваете менянасквозь. Так как вы узнали, что я здесь?

— Очень просто, — улыбнулся он.

— Что значит очень просто? Никто на свете не знал, чтоя здесь.

Подтянув рукава своего плаща вверх, он насмешливо сказал:

— Смотрите, ни в руках, ни в рукавах у меня ничего нет.Не далее как на прошлой неделе вы вскользь упомянули, что Вера собираетсяуехать из города и попросила вас присмотреть за ее растениями. Вот я и подумал,что Вера оставила вам ключ. Поскольку вас не нашли ни в одном из тех мест, гдевы обычно бываете, я предположил…

— Ах вот в чем дело, — прервала его Альма.

Терри печально покачал головой.

— Фокусники не должны выдавать свои секреты. Если бы ясделал вид, будто умею читать ваши мысли, вы терпели бы меня из одного лишьблагоговейного ужаса перед моей сверхъестественной способностью, а так я простонезваный гость.

— С вами опасно иметь дело, Терри, вы никогда ничего незабываете. Я очень сильно подозреваю, что привычка шутить — это маска, закоторой вы скрываете свои истинные намерения.

— Да нет, скорей уж так: попытка притворяться, будто уменя есть некие намерения. Это маска, под которой я скрываю свою беспечнуюнесерьезность. Чем вы сейчас заняты?

Она помедлила мгновение, потом сказала:

— Ничем. Правда, цветы тут поливаю, но разве этозанятие?

Однако она почему-то бросила быстрый взгляд в направлениидвери, ведущей в рабочую комнату.

Клейн достал из кармана портсигар, открыл его и предложилАльме сигарету.

— Интересно, куда вы отправились после того, как я ушелот вас? — спросил он.

— Никуда не отправилась, в постель легла. Вы, что, непомните, сколько времени было, или, может, думаете, я лунатик и брожу по ночамво сне? — Она взяла сигарету.

Терри покачал головой.

— Послушайте, Альма, по природе своей вы человексерьезный, обстоятельный, с развитым чувством ответственности. Поэтому, когдавы напускаете на себя эдакую ветреность, значит, что-то тут не так.

— Что вы имеете в виду, Терри?

— Всякий раз, когда вы хотите что-то утаить, —объяснил он, — вы невольно стараетесь подражать своей сестре,легкомысленной и ветреной, а это совсем не соответствует вашему характеру.

Она нахмурила брови.

— Ничего я не пытаюсь утаить, Терри, просто время отвремени восстаю против того, что волей или неволей являюсь регулирующим центромнашей маленькой семьи. Синтия никогда не утруждает себя тем, чтобы хоть иногдавсерьез задуматься о чем-то. Напротив, она то и дело попадает в переделки, и кому-топриходится выручать ее… А почему вы думаете, что я что-то скрываю, Терри?

Она поднесла сигарету к губам. Он чиркнул спичкой и поднесее к сигарете. Когда Альма подалась вперед, каждая черточка на ее лицеосветилась пламенем спички.

— Окружной прокурор сказал мне, что вы не ночевалидома.

Непроизвольно она чуть отпрянула назад, но тут же взяла себяв руки и вновь наклонилась к спичке. Своей рукой она чуть приподняла его руку,чтобы удобней было прикурить, и он заметил, что пальцы ее холодны как лед.

— Вы шутите, Терри, — проговорила она.

Когда он с серьезным видом покачал головой, она торопливодобавила:

— Я очень рано встаю, Терри.

— В пять часов утра?

Ее лицо залилось краской. Прежде чем она успела вымолвитьслово, он сказал:

— Не думайте, что я чрезмерно любознателен. Дело в том,что эти вопросы вам наверняка потом зададут в прокуратуре, так что хорошо знатьих заранее.

Она уже оправилась от удивления. Если она играет, подумалТерри, то это у нее очень здорово получается.

— Терри Клейн, — язвительно произнесла она, —а не могли бы вы сказать, почему это прокурор округа интересуется, где япровела ночь?

Терри сделал глубокую затяжку и с важным видом сказал:

— Да, забавный парень этот прокурор. У него такаяприятная, располагающая улыбка, и, глядя на нее, расслабляешься, чувствуешьсебя в полной безопасности. Если он будет допрашивать вас, Альма, помните: чегоон не любит, так это официальной холодной сдержанности. Он так полагается нанеотразимость своей улыбки, что когда этот прием не срабатывает, то начинаетзлиться и нервничать.

— Он допрашивал вас, Терри?

— Да, и весьма пристрастным образом.

— О чем он спрашивал?

— О вас и о Мандре.

— О Мандре?

— Да, о Джекобе Мандре. Знакомы с ним?

— Нет, но слышала, — какой-то посредник встраховой компании, вы его имеете в виду?

— Да. Этот Мандра — весьма загадочная личность: одниговорят, что он наполовину китаец, другие — что цыган. Интересный тип, богатый,но ужасный пройдоха. Его убили сегодня ночью — часа в три.

— Убили?! Терри кивнул.

— А вы знали его, Терри?

— Встречался. Он хотел, чтобы я достал ему «слив-ган».Я мог бы отдать ему свой, но решил сначала познакомиться с ним поближе, ну изаглянул к нему как-то на чашку чая.

— И решили не отдавать ему «слив-ган»?

Он улыбнулся:

— В таком духе и действуйте, Альма, у вас это отличнополучается. Вы с прокурором задаете одни и те же вопросы.

Она развернулась, сделала несколько шагов по направлению ккреслу. Судя по выражению ее лица, она была явно озадачена. Подойдя к креслу,она с такой поспешностью опустилась в него, будто ощутила в ногах невероятнуюслабость.