Она рассмеялась, ее смех прозвучал как серебряныеколокольчики, тронутые легким дуновением ветра.

Не проронив ни слова, жестом, исполненным скромного, ногордого достоинства, Чу Ки показал, что главным здесь, в силу своегопреклонного возраста, является все-таки он. Этот китаец, с лицом круглым, каклуна в полнолуние, был уклончив и прекрасно мог скрывать свои мысли за учтивойобходительностью и любезностью, столь характерными для восточного этикета. Внужный момент, однако, он умел проявить хватку, свойственную деловому человекуЗапада. Рукой, пальцы которой были унизаны золотыми перстнями с нефритом, онуказал на кресла. Когда они сели, Чу Ки, обращаясь к Терри, сказал:

— Говорите, сын мой!

Надев очки и тем самым подчеркнув, что и он не станет болеепридерживаться китайского этикета, Чу Ки приготовился выслушать Терри.

— Вы знали Джекоба Мандру? — спросил Клейн. Соу Хавздрогнула, но когда Клейн посмотрел на нее, в глазах ее можно было прочестьлишь вежливый интерес к гостю, она сидела спокойно и, как надлежит послушнойдочери, ждала, когда заговорит отец.

— Вы говорите о поручителе из страховойкомпании? — спросил Чу Ки по-английски с легким, едва заметным акцентом.

— Я знала его, — бесстрастным голосом заметила СоуХа.

— А что вас связывает с этим человеком, сын мой? —спросил Чу Ки. — Я слышал, что это дурной человек.

До сих пор Терри Клейн говорил о Джекобе Мандре в прошедшемвремени. Газеты пока еще не сообщили о его смерти, однако от Терри неускользнуло, что Соу Ха, говоря о Мандре, также употребила прошедшее время.

Она словно прочла его мысли и спросила:

— Он что, умер?

— Я этого не говорил.

— Но вы спросили — «знали» ли мы его? Терри кивнул, нопромолчал.

Чу Ки не отрываясь смотрел на Клейна, лицо его выражалодоброжелательность и сердечность. Терри знал, что, если им придется сидеть воттак, в молчании, еще несколько часов, выражение лица Чу Ки ничуть не изменится.Соу Ха, однако, прищурила глаза, и Клейн заметил, что ноздри ее слегказатрепетали.

Стараясь, чтобы голос его звучал как можно болеебезразлично, Терри сказал:

— Когда я в последний раз видел вас, вы упомянули отом, что подпольный рынок Чайнатаун во все больших количествах наводняетсяопиумом и что теперь его употребляют не только старики, но и пристрастившиеся кстрашному зелью юнцы, унаследовавшие эту порочную слабость от своих отцов идедов.

Соу Ха быстро подхватила:

— Это правда, отец. Помните, вы говорили Терри, что вамкажется, будто во главе этого дела стоит какой-то белый мужчина и что, когданаши люди выяснят, кто этот человек, они разберутся с ним по-своему.

Чу Ки молниеносно перевел взгляд на дочь. Его лицопо-прежнему выражало внимание, благорасположенность, умиротворенность, однакосам факт того, что он вдруг взглянул на дочь, означал отеческий упрек — упрек,неприметный для глаз западного человека, но убийственный по своей сути: такнаносят внезапный и мощный удар. Чу Ки перешел на китайский:

— В старости, дочь моя, — размеренным тономпроизнес он, — одно из утешений жизни состоит в том, что, когда у родителяслабеет зрение и дряхлеет память, он может рассчитывать на то, что послушныедети одолжат ему свою зоркость и остроту восприятия, присущие только оченьмолодым людям.

Терри достаточно было окинуть Соу Ха одним короткимвзглядом, чтобы все понять. В словах Чу Ки, казалось, не было ничегозначительного, ничего такого, что могло бы произвести особенное впечатление.Терри притворился, будто смотрит перед собой, на самом же деле он сосредоточилвсе свое внимание на Соу Ха и потому не мог не заметить, что она вся напрягласьи застыла.

— Вам удалось установить, кто стоит во главе этогоопиумного бизнеса?

Воцарилась тишина. Девушка-китаянка сидела молча инеподвижно, ее можно было сравнить с изящной статуэткой, вырезанной из слоновойкости. Терри Клейн знал, что теперь она уже не заговорит до тех пор, пока отецне позволит ей сделать это.

Даже не поднимая бровей и не меняя голоса, Чу Ки удалосьизобразить удивление.

— Вы хотите сказать, что этим человеком был ДжекобМандра? — спросил он.

— Я этого не говорил.

— Если вы располагаете какими-то сведениями о главареэтой преступной шайки, я надеюсь, что узы нашей дружбы позволят вам бытьоткровенным со мной, — сказал Чу Ки на китайском языке.

— У меня нет сведений. Я просто задал вопрос, вот ивсе, — задумчиво произнес Клейн.

— Совсем никаких? — спросил Чу Ки как всегдавежливым голосом, однако Терри почувствовал, что ответ надо дать без какого быто ни было промедления и что от этого, вероятно, очень многое зависит.

— Нет, сведений у меня никаких нет.

Чу Ки не пошевелился, но Соу Ха почти незаметно шевельнуласьв своем кресле. Казалось, она долго задерживала дыхание и теперь, наконец,выдохнула.

Терри Клейн понимал, что, несмотря на связывавшую их дружбу,китаец воздвиг сейчас между ними непреодолимую преграду в этом деле, что онбольше ничего не скажет, что сведения от него можно получить лишь каким-тохитроумным способом, поэтому он совершенно намеренно взглянул на Соу Ха и спросил:

— А вы что-нибудь знаете об этом человеке?

Под его пристальным взглядом она словно окаменела. Лицопревратилось в маску: казалось, душа покинула ее тело, и все, что осталось отСоу Ха — это лишь безжизненная внешняя оболочка.

Терри поднялся с кресла и поклонился.

— В надежде, что слова мои приведут ум ваш в состояниеполного покоя, — многозначительно начал Терри, обращаясь к Чу Ки, —хочу напоследок сказать следующее: насколько мне известно, нет никакихдоказательств, что Джекоб Мандра хоть как-то был связан с китайцами, если несчитать того, что незадолго до его смерти к нему заходила молодая красиваякитаянка и убит он из китайского оружия.

— Мудрый человек всегда стремится привести свой ум всостояние полного покоя, — ответил Чу Ки. — Одна из наших пословицгласит: самые большие корабли могут плавать лишь в спокойных водах… Выостанетесь на чай с тыквенными семечками? Что-то я стал плохим хозяином. Чемдольше живу я на Западе, тем явственней ощущаю, что порой забываю об истинныхценностях этой жизни. Я говорю, в частности, о личных контактах, которые самипо себе неизмеримо важней того, что достигается благодаря им.

Терри Клейн традиционным китайским жестом отказался отприглашения.

— Время неудержимо бежит вперед, — сказалон, — и я не должен отставать от солнца.

Чу Ки встал и с серьезным видом снял очки. Терри Клейн ещераз поклонился и, пятясь, вышел из комнаты. Подойдя к двери из тикового дерева,ведущей в грязный, обшарпанный коридор, он услышал у себя за спиной шорохшелка: повернувшись, он увидел перед собой Соу Ха.