на всю катушку предусмотрено. Конечно, с иконками не марко, тут мы благородные жулики, прямо миссионеры, а там — грабители, шпана, но суть-то одна! — Я говорил, а сам диву давался: мы же настоящие преступники! А раньше и не доходило почему-то. — Затем так, — вещал я. — Устраиваю тебе квартирку через одно знакомство. За дело такого рода надо отстегивать. И будь здоров сколько— плата за риск! Так что помощь твоя финансово компенсируема.

Это был аргумент. Физиономия Михаила обмякла. Настроение я ему, конечно, подпортил.

— Ну, подумаем, — сказал он, переминаясь в новых, как из пластмассы отлитых башмаках. — Но если накроет ГАИ, я ни при чем, учти!

— Мы есть джентльмен! — вспомнил я Кэмпбэлла. — Не дрожать от страха!

После изложил сообщнику, необходимому мне и по соображениям технического порядка, и в смысле моральной поддержки, выстраданный моим криминальным гением план. Суть плана заключалась в следующем: жил в нашем доме состоятельный человек, ныне покойник, владелец свеженькой «Волги», и хранилась тележка в одном из индивидуальных гаражей под железнодорожной насыпью. Наследники насчет этой «Волги» не чесались: по крайней мере гараж каждую зиму был завален снегом, а замки обросли ржавчиной. Словом, лакомый кусок.

Дверь гаражика мы уговорили в момент: лом, и проблема с замками решилась в течение минуты.

Вошли. Настоявшаяся, пыльная духота. Расплывчатый кружок света от карманного фонарика маленькой луной проплыл по зачехленной «Волге», метнулся по стенам — покрышки, канистры, банки с автокосметикой… Мишка прикрыл дверь и погасил фонарь. Миг темноты. Меня от макушек до пят как током пробрала дрожь. Это было настоящее преступление— откровенное и дерзкое!

Замок у машины оказался хитрым: пришлось курочить окантовку, вскрывать ветровик и уж после, изнутри нащупав ручку, открыть дверь. Работали мы, как полагается, в перчатках. Я был мокрый насквозь от ужаса и напряжения.

— Открой капот, — просипел Михаил из темноты. Он то и дело гасил фонарь от страха.

Я нащупал скобу привода, нажал ее, как гашетку, и тут раздался страшенный грохот, будто упал комод. Обезумев, я вывалился из кабины, пав на карачки. Замер, ощущая, как по лбу прохладными червяками ползут струйки пота. Секунду стояла какая-то библиотечная тишина.

— В яму… сука, — донесся сдавленный болью голос товарища. Мишка, поднимая капот, сверзился в смотровую яму. — Фонарь… — Он искал утраченный при падении источник света.

Вскоре внизу замерцала лампочка. Михаил, кряхтя, выпростался из-под брюха машины. Сел на корточки, спиной упершись в боковину бампера. Отдышался. Тихо, истерически хохотнул, качнув головой.

— Ничего, старик, — сказал я, справляясь с испугом. — Сядешь как-нибудь после душа, кафеля и полотенец напротив цветного телека «Панасоник» в новой квартире, нальешь в высокий бокал «Мартини», обнимешь жену-красавицу… И вспомнятся страдания, и решится, что было за что.

Мишка безмолвствовал. Я понимал: сейчас перед нами обоими стоял один и тот же вопрос: может, уйти? — но понимал и то, что вопроса этого никто не задаст вслух — поздно уходить.

— Если еще руль на замке, тогда… — сделал я попытку к отступлению.

Михаил навел фонарь на руль. Замок зажигания нас поразил: хозяин, вероятно, был полный кретин: поставить на двери черт знает что, превратить ее буквально в сейф, а к зажиганию подвести хлипкий, разболтанный замочек от горбатого «газика» времен моего отрочества.

— Замок-то! — озаряясь улыбкой, возликовал Михаил. — Гвоздем включим, копейкой, ядрена вошь! Аккумулятор ставь! Живо!

Я вытащил старый аккумулятор — такой же усопший, как и его владелец, вставил наш. Затянул клеммы. Подкачал бензин. Торжественно вздохнув, шепнул Мишке, склонившись над двигателем:

— Давай! Включаем! — И приготовился к глухому стрекоту стартера, первой вспышке в цилиндрах, тупо уставившись на неподвижный пока винт вентилятора.

Послышался лязг и одновременно с ним такой звук, будто пырнули ножом мешок с крупой.

— Чего… там? — осторожно спросил я, светя фонарем в салон.

Мишка вращал влажно блестевшими, изумленными глазами и страдальчески сопел. Рука его была словно приклеена к замку. Я присмотрелся и чуть не потерял сознание… Бледную, конопатую Мишкину руку держали, сомкнувшись на ней, огромные, хищно отливающие голубым металлом щипцы. Кровь черными, тяжеленными каплями медленно выступала из-под проткнувшей запястье стали и извилисто текла по белым, как гипсовым, пальцам, мертво зажавшим новенькую, девственно блистающую копейку.

— Нога. — сказал Михаил ошарашенно. Я с трудом заставил себя перевести взгляд вниз. Та же картина. Щипцы, ухватившие лодыжку. — «Секретка», — посоветовал Мишка голосом, полным терпения и страдания. — Ищи!

«Секретку» мы не нашли. Я вытащил из сумки с нашим преступным инструментом ножовку. Страха не было. Была стерильная опустошенность мыслей. С гудевшей головой, перемазавшись в крови, я пилил щипцы. Полотно было отменное, японское, но одно я сломал, а затем сломал и запасное. Опять начались поиски «секретки». Фонарик светил уже, как догорающая спичка. Мишка рычал, закрыв глаза от боли. Голова его моталась, как у дохлой курицы. Наконец, под сиденьем нащупал-ся бугорок кнопки. Щелк! Мишка взвизгнул. Щипцы разжались и теперь напоминали клешни обороняющегося краба. Крови на их лазурной синеве не было. Я поднял на себе куртку, влез липкой, в коросте засыхающей крови, рукой под рубаху и отодрал клок майки; выдернул его из-под полы и приступил к перевязке.

В фонаре красненько тлела спиралька лампочки. Мы не сказали друг другу ни слова. Сунули воровские атрибуты в сумку, потоптались: не забыли ли что? — и вышли. Я хотел помудрствовать: не судьба, мол, или чего-то еще в этом духе, но промолчал. Лучше было промолчать.

Повесили сломанные замки.

— Аккумулятор! — вспомнил Мишка.

В эту минуту по стене гаража резанул свет и нас пригвоздили к месту приближающиеся, как удавьи зенки, круги фар. Не сговариваясь, мы прыгнули в узкую щель между гаражами, повалившись в снег и в грязь. Мимо, нырял носом на ухабах, проехала машина. Я с ужасом постиг: милицейский патруль! Желтый фургон! Машина развернулась, вновь проехала мимо и скрылась.

— Аккумулятор! — простонал Михаил. — Там же инвентарный номер! Я его у себя с базы спер!

Я вернулся в гараж. С трудом снял тяжеленную коробку. Глянул в салон: смятые коврики и кровища. Затем на полках увидел в последнем озарении догорающей спички четыре новых шипованных баллона. На ощупь снял их. Сумку с аккумулятором повесил себе на живот; один баллон, как спасательный круг, надел на шею, подхватил три остальных…

— Ну, чего ты? — рявкнул из-за двери Михаил свирепым шепотом.

Я вышел из гаража, как статуя Командора. Сказал:

— Чтоб не пустыми.

— Чтоб тебе пусто было! — уточнил Михаил, скрежетнув зубами, но баллоны взял, помог.

Когда мы пробирались к моей «Волге», повалил тяжелый, мокрый снег, таявший на нас — грязных, распаренных, только