Пока Марко и Роджер вели себя как типичные шалопаи, Бэрлохер заметила, как выяснилось впоследствии, судьбоносный нюанс: «Когда Роджер дурачился с друзьями, он всегда говорил: «Я буду первым». Он выполнял отличный удар, затем останавливался и говорил: «С этим ударом я собираюсь выиграть Уимблдонский турнир». Очевидно, это была шутка – все мальчишки так делают, – но именно это он говорил».

Менее приятной чертой этой развеселой личности был его нрав, весьма далекий от того спокойствия и сдержанности, которую Федерер демонстрирует на корте сегодня. Один из его тренеров даже назвал его «маленьким сатаной» на корте. Ему было очень трудно признать поражение, он швырял ракетку, кричал и ругался.

Когда Федереру было одиннадцать лет, состоялся один известный матч. Когда бы он не играл дома, казалось, он всегда сталкивался с Дэни Шнидером, младшим братом Патти Шнидер, которая потом вошла в десятку лучших теннисисток. Дэни был злейшим врагом Роджера. Однажды эти двое играли в финале чемпионата Базеля среди юниоров. Шнидер был первым в Швейцарии, Федерер занимал второе место среди теннисистов младше двенадцати лет. Томас Вирц вспоминает: «Они играли в этом матче, оба швыряли ракетки, оба ругались и оба получили предупреждение от наблюдателя. Это было ужасно, но в то же время и весьма занятно».

Мадлен Бэрлохер говорит, что Федерер не выносил, когда соперник хорошо играл против него. «Он часто говорил: «Везунчик!», и пару раз мне приходилось ему говорить: «Успокойся. Знаешь, есть и другие люди, хорошо играющие в теннис». Суть в том, что ему никогда не нравилось проигрывать, и это было заметно по ранним годам его профессиональной карьеры в его отношении к регулярно побеждавшим его игрокам наподобие Агасси, Хьюитта и Налбандяна».

Однажды после поражения в межклубном матче он был так зол, что все глаза выплакал и спрятался под стулом судьи. Бэрлохер, представителю группы, пришлось потратить немало сил, чтобы убедить его вылезти. Годы спустя она спросила Федерера, помнит ли он это. Он сказал, что нет. Но он вспомнил другой случай, который также демонстрирует его характер.

В один из первых своих межклубных матчей в Лиге Базеля «Олд Бойз» играл в клубе, у которого было всего два корта и не самая лучшая репутация. В свои десять лет Федерер был самым маленьким в команде из шестерых человек. Матчи проходили в формате шести одиночных и трех парных, так что приходилось много ждать, когда матчи завершатся, а корты освободятся. Федерер не должен был играть в первых двух матчах. Во время первых матчей стало понятно, что в другой команде был игрок, постоянно кричавший с края корта, пытаясь повлиять на контроль касания линий. Бэрлохер вмешалась, прозвучали взаимные оскорбления. Понимая, что между командами появляется неприязнь, она решила не ставить Федерера в одиночные матчи. «Он был самым юным из всех, он бы играл против кого-то, кто жульничает при контроле касания линий, и я боялась, что что-нибудь может случиться, – рассказывает она, – и он так разозлился на меня за то, что я дала ему играть только в парных матчах. Он помнит это! Я беспокоилась, что они посмотрят на него и скажут: «О, совсем малыш. Мы с ним можем повеселиться. Можно мошенничать, он не сможет нам перечить». Я знала, что Роджер помешан на правде. У него очень сильное чувство справедливости. Он никогда не засчитывал себе касание, если не был абсолютно прав, но если кто-то на другой стороне сетки несправедливо засчитывал себе касание, он так злился, что начинал швырять ракетку. Вот почему я не хотела им рисковать. Я хотела его защитить, а он был страшно зол на меня».

Для Федерера слезы разочарования и честолюбия на юниорских матчах были обычным делом, но ему была свойственна и доброжелательность. Марко Кьюдинелли вспоминает, как впервые играл с Федерером в официальном матче: «Нам было лет восемь или девять. Он не очень-то умел проигрывать, да и я тоже. Спустя примерно шесть игр он сильно от меня оторвался, и я начал плакать. Тогда он подошел ко мне на смене сторон и, утешая, сказал: «Все будет хорошо», – и действительно стало. Спустя примерно пять игр я получил преимущество, и тогда он начал плакать, так что я подошел к нему и сказал: «Не расстраивайся», и вскоре он победил. Вспоминая это, я понимаю, что это был прекрасный момент, поскольку можно было понять, что мы были друзьями».

Федерер признает, что бывали времена, когда он знал, что его родители наблюдают за ним с террасы «Олд Бойз», и он терял самообладание на корте. Они просили его быть поспокойнее, и однажды, когда это вновь прозвучало, он резко ответил: «Идите выпейте чего-нибудь и оставьте меня в покое». Федерер вспоминает, что домой семья ехала «в полном молчании. Я вел себя как идиот».

Взвинченный сгусток эмоций на корте, за его пределами он становился очень вежливым и воспитанным. Местные журналисты, имевшие с ним дело в те годы, рассказывают о счастливом и любезном мальчике. Федерер безошибочно реагировал на влиятельных людей: Бэрлохер утверждает, что в ее присутствии он редко швырял ракетку, хотя речь его могла весьма красочной. Это беспокоило его родителей. «Однажды Линетт подошла ко мне и попросила сделать что-нибудь с его руганью, – вспоминает Бэрлохер. – Я же считала все это вполне безобидным, тем более что в моем присутствии он всегда вел себя хорошо. У меня было множество детей, которые вели себя куда хуже Роджера. В то же время я была крайне озабочена тем, чтобы привить высокие стандарты поведения, поскольку знала, что плохое [негативно скажется] на клубе».

Сеппли Качовски заметил в приступах гнева Роджера на корте еще кое-что: «Я знавал довольно много теннисистов, которые, плохо отыграв, злятся на себя, не могут принять поражение и говорят: «Сдаюсь. Больше не буду играть в теннис». Роджер такого никогда не говорил. Он злился, ему было трудно принять поражение, но он ни разу не сказал: «Сдаюсь».

Когда Федерер выиграл у Гастона Гаудио со счетом 6–0, 6–0 в полуфиналах Мирового тура АТР 2005 года в Шанхае, то его спросили, правда ли, что он никогда прежде еще не побеждал в матче с таким счетом. «Правда», – ответил он и тотчас добавил, что однажды проиграл со счетом 6–0, 6–0, но это было еще в юниорах.

На самом деле это был его первый официальный матч. Спустя две недели после его десятого дня рождения проходили региональные чемпионаты Базеля. Они проходили в теннисном комплексе «Грюссенхёлцли» в Праттельне, промышленной местности поблизости от автомагистрали, выводящей транспортные потоки из Базеля в Берн и Цюрих. По правилам в определенной возрастной группе можно играть до тех пор, пока на день начала года возраст участника не превышает установленную планку. Поэтому Федерер мог играть в группе тех, кому младше десяти, однако, поскольку в ней было слишком мало участников, его определили к тем, кому было меньше двенадцати. В первом раунде он играл против Рето Шмидли, мощно сложенного мальчика, который к тому же был старше на два года и восемь месяцев. В этом возрасте разница почти в три года могла сильно повлиять на исход матча, и, поскольку Федерер был там одним из самых маленьких, так и получилось. Он не победил ни в одной игре.

Много лет спустя, когда его спрашивали об этом поражении, он отвечал: «Это был единственный раз, когда я проиграл со счетом 6–0, причем я играл не так уж плохо!» В настоящее время Шмидли служит в полиции Базеля. После того как в первом издании этой книги было обнародовано его имя, он стал чем-то вроде случайной знаменитости. «Я знал, что выиграл у него со счетом 6–0, 6–0, – говорит он, – но я и понятия не имел, что я был единственным, которому это удалось. Конечно, мне малость повезло – я был настолько сильнее его в то время. Однако с учетом того, чего он добился с тех пор, я горжусь тем, что сделал».