Дальше началась бюрократия. В соседней комнате мне под роспись вручили брезентовый рюкзак и чемодан с вещами и велели переодеваться в присутствии двух сотрудников, следивших, чтобы я не сунул в карман что-нибудь из двадцать первого века. Затем мы упаковали в пластиковый пакет все, снятое с меня, составили опись, уложили в шкаф под ключ. После этого я прочитал инструкцию по технике безопасности − как вести себя в пятьдесят втором году, что происходит в стране и в мире, что можно и чего нельзя (это отняло пару часов, а в конце меня еще и проэкзаменовали) ‒ и расписался, что я с ней ознакомлен.

Затем я съел две капсулы, одна из которых, как мне объяснили, действовала на инфекции, носителем которых я мог быть и к которым люди в пятьдесят втором году могли не иметь иммунитета, а другая, напротив, защищала меня от возможных инфекций прошлого. Ничего подобного мы в институте не проходили, но вопросов я решил не задавать. Я расписался, что ознакомлен с противопоказаниями и не имею претензий, что не болею хроническими заболеваниями и не нуждаюсь в постоянном или ситуационном приеме лекарств, еще в каких-то бумагах, содержания которых я не запомнил. А потом оказалось, что меня уже ждут.

Я вышел. Во дворе стоял УАЗик. Андрей помог мне забраться в кузов, задраил дверь, сказал «не дрейфь», и мы тронулись.

Зря он это мне сказал. Я сразу начал «дрейфить». Я не очень верил в машины времени, зато смотрел современное российское кино. И казалось более вероятным, что мне по приезду «звезданут» по затылку чем-нибудь тяжелым. Только вот что с меня взять? Нищий выпускник. Этим я себя и успокаивал.

А машина тем временем уже тряслась по кочкам, ухабам, пару раз меня здорово подбросило. Я определил, что мы уже выехали из города и даже съехали с приличного шоссе. Гадать, куда везут, было бессмысленно, и я попытался уснуть. Прошло около трех часов, дорога сделалась совсем уж непотребной. Меня стало подташнивать, но тут грузовик затормозил, остановился, двери грохнули и открылись. Андрей помахал мне рукой: «Эй, парень, вылезай. Приехали». Я выпрыгнул и осмотрелся. Лес, болотистая почва, влажная топь. Мы остановились перед покосившимся деревянным забором, за которым стояла ветхая избушка в одно окно. Сарай, куры по двору бегают. Хозяин, крепенький дед, рубил топором большие березовые поленья, и щепки разлетались во все стороны.

– Михалыч, я тебе доктора привез! – крикнул водила. Дед обернулся и замахал рукой. – Заходите!

Я еще раз вспомнил современный российский кинематограф и сообразил, что меня здесь никто не найдет. Михалыч подошел к нам.

– Я, Михалыч, не могу, мне еще обратно, ‒ сказал Андрей. – А то бы с удовольствием.

– Ну и ладно. А молодого человека как зовут?

– Александр, − ответил я. И прибавил на всякий случай: «Николаевич».

– Олег Михайлович. Ну, проходи.

Андрей выгрузил мой багаж, махнул рукой на прощание и уехал. Я с тоской поглядел ему вслед. Михалыч повел меня в избу.

– Да ты не кисни, Саша, сейчас мы с тобой поужинаем, потом я тебе все расскажу. Вопросы-то есть у тебя еще? ‒ Я помотал головой. – Вроде все разъяснили.

– Готов, значит, в прошлое отправляться?

– Готов, наверно…

– Ну и молодец. Подай вон тот чугунок.

Мы накрыли на стол. Гречка с мясом, соленья, пироги, да еще дед сбегал куда-то и притащил запотевшую бутылку и две стопки. Я замотал было головой, но Михалыч улыбнулся: «Для храбрости»! А и правда, решил я, и мы славно посидели. Михалыч рассказывал о своем боевом прошлом, как в армии служил, да как к институту прибился. Значился он там темпоральным инженером – или, как говорят, «временщиком». «Только ты меня «временщиком» не зови, ‒ погрозил он мне пальцем. – Вы, небось, доктора, тоже прозвища не жалуете. Не любите, когда вас глазниками да зубниками зовут. А если, скажем, женский доктор…» Я фыркнул ‒ шутка была старая – и налил в обе стопки. И тут обнаружил, что бутылка кончилась.

– Сейчас, Саша, сейчас, − засуетился Михалыч, встал и открыл крышку в подпол. Вытянул из-под половицы фонарик, нагнулся…

– Саша, посвети-ка.

Я встал из-за стола и почувствовал, что ноги слегка заплетаются. Взял у деда фонарик и направил луч в подполье. Что-то тяжело толкнуло меня в спину, хлопнуло по затылку. Изба качнулась, фонарь выскользнул из рук, я упал во что-то мягкое, и на мгновение все погасло перед глазами.

И тут же, в следующую секунду, я понял, что избы вокруг меня нет. По щекам нещадно захлестал дождь, струи воды швыряло ветром из стороны в сторону, и когда я открыл глаза, то обнаружил себя стоящим на четвереньках на обочине сельской дороги, босиком, в мокрой траве. Рядом валялись рюкзак и чемодан. В довершение что-то брякнулось на меня сверху, ударив пониже поясницы, отскочило, и в траву рядом со мной приземлился резиновый сапог.

Я решил, что пора подниматься с земли, и едва успел увернуться от второго – откуда он прилетел, было не рассмотреть, вокруг бушевала стихия. Я натянул сапоги (в них тут же зачавкала вода, но, по крайней мере, они защищали от ударов дождевых струй) и побрел по хлюпающей жиже, ручьями бежавшей вдоль размокшей глинистой дороги. Приложив ладонь ко лбу на манер козырька, я тихонько плелся вперед, грязный и промокший до нитки, едва различая, куда наступаю. О том, чтобы глазеть по сторонам, не могло быть и речи. Все было расчерчено дождевыми зигзагами, лупившими, что есть мочи, сразу во все стороны, и я не сразу увидел, что в центре бури я блуждал не один.

Навстречу мне двигалась человеческая фигура, судя по всему, закутанная в плащ-дождевик и оттого напоминавшая гнома. Человек был невысок, на полголовы ниже меня. Вначале я решил, что ослышался, потом он снова меня позвал, стараясь перекричать шум дождя, и махнул в мою сторону рукой:

– Доктор?!

– Да! – крикнул я в ответ и на всякий случай затряс головой.

– Из города? Что ж Вас до деревни-то не довезли? – возмутился, подойдя, мужик и раскрыл надо мной огромный черный зонт с гнутыми спицами.

– А ну, идемте скорей, а то совсем промокли. А мы с утра еще Вас ждали.

Пока я думал, что тут можно ответить, он продолжил сам.

– А Вас, наверно, здесь высадили – побоялись через поле заезжать. Там даже УАЗики по весне застревают, когда распутица. Нездешний водитель-то, поди? Там в обход деревни другая дорога есть, на нее прямиком с тракта и заворачивают. А по этой почти и не ездит никто.

Я снова закивал – точно, так все и было.

– А я здешний фельдшер. Меня Николаем зовут, − он протянул руку, и я пожал ее. – Но чаще всё Кузьмичом, по отчеству, так я уж и привык.

– Александр, − представился я. Он выжидающе смотрел на меня, и я, спохватившись, добавил, – Николаевич.