«Сука! — подумал Эди. — Решил унизить. Ну и хуй с ним. За пятьсот рублей рабочие с Салтовки вкалывают по полмесяца. А тут за один вечер. Конечно, придется поделиться с Саней, но без Сани азербайджанцы не стали бы с ним и разговаривать. Саню знают все, и Сане они отдадут деньги. Ему бы, будь он один, хуй бы отдали…»

Красный еще немного поторговался с азербайджанцами, чтобы они заплатили за литр водки и полкило соленых помидор. В кафе пить водку официально не разрешалось, но мало ли что не разрешается. Водка и помидоры появились через пару минут. И стакан — двухсотпятидесятиграммовый. Один.

Помня заветы дяди Жоры, Эди-бэби потребовал еще три стакана. Повысить драматизм ситуации. Открыв обе бутыли, Саня Красный разлил их до капли в выстроенные в ряд четыре граненых сосуда. Толпа стала собираться вокруг столика. Саня Красный снял с руки золотые часы и положил на стол. «Начали?» — спросил он тревожно, поглядывая вопросительно на Эди-бэби. Это был первый раз, и он тревожился. Эди-бэби кивнул и протянул руку за стаканом…

Конечно, они выиграли. Эди-бэби был пьян, но не до бессознания. Поэтому он помнит, как к нему подходили целовать его пьяные базарные ханыги, говоря, что он молодец, постоял за русскую честь как следует, показал черножопым, что такое русский человек. Позже какой-то толстый дядька с портфелем, назвавшийся писателем-сатанистом Мамлеевым из Москвы, долго тряс Эди руку, благодаря его за то, что он доказал, «что у нас даже дети умеют летать». Фразы этой Эди-бэби не понял…

Желая ободрить побежденных азербайджанцев, Эди-бэби сообщил им, что у него мать татарка, отчего азербайджанцы вежливо просияли и вежливо же пригласили Эди к себе в Азербайджан, где они найдут ему хорошую жену.

Саня же Красный беспрестанно хлопал Эди по плечу и восхищенно повторял: «Молодец, бля, Эд! Хоть у тебя и нет жопы, но молодец!»

Насчет жопы — это любимая Санина шутка. У всех старших ребят, собирающихся на Салтовском шоссе под липами у трамвайной остановки, есть жопы, а у тощего Эди-бэби нет. Санина шутка с бородой, грубая, но дружелюбная. Дело в том, что салтовские ребята усиленно «качаются» — моду эту несколько лет назад вместе с волной увлечения вообще спортом невесть откуда занесло на Салтовку. Говорят, что через польские журналы с фотографиями культуристов. Качаются обычно гантелями и эспандером, а самые рьяные и штангой. Аяксами и Ахиллами — греческими атлетами — расхаживает летом большинство салтовских ребят по «нашей» стороне Журавлевского пляжа, ловя на себе заинтересованные взгляды городских красавиц, девочек из центра. Вообще Салтовка, могучая и вольная Салтовка, презирая слабый и развращенный центр города и сама себя городом не считая, все же, в сущности, преклоняется перед городом и все время на него оглядывается. Салтовские ребята качаются беспрерывно, по нескольку часов ежедневно, вынося свои штанги и другие гимнастические снаряды из маленьких комнатушек, где они скученно живут с родителями, на вольный воздух, даже на снег, все исключительно с одной только целью — летом показать свои мускулистые жесткие тела девочкам из центра. И слабым и сутулым юношам из центра, студентам из центра. Мощная Салтовка!

Эди-бэби тоже пробовал качаться. Но у Эди-бэби все равно нет жопы. Мышцы его упругие и сильные, тело стройное, но мышцы Эди-бэби не увеличиваются. Кот и Лева сказали Эди, что отчаиваться ему не следует, что у Кота была та же самая история, пока он, Кот, не вырос, что, может быть, Эди-бэби еще растет. Вот когда вырастет, тогда ему можно будет заняться мышцами. «В твоем возрасте, Эд, штангу тягать даже вредно», — сказал Эди Кот.

Витька Косырев, по кличке Кот, симпатичный парень и даже интеллигентный, хотя и работает слесарем-лекальщиком. Кот живет с матерью в маленькой чистенькой комнатке в пятом доме. На Салтовке все так друг о друге и говорят с номерами домов: «Лысый из третьего дома», «Генка из одиннадцатого»… Пятый дом находится у самой трамвайной остановки, от скамеек под липами до пятого дома двадцать шагов.

Сестра Кота вышла замуж за венгра и живет теперь в Венгрии, откуда присылает в Харьков посылки и, приезжая в отпуск, привозит Коту и матери красивую венгерскую одежду. Кот не стиляга, но он носит яркие венгерские брюки, венгерские, веселых цветов, пиджаки и свитера. Половину вещей он отдает другу Леве, но на Леве те же вещи выглядят совсем по-другому — его фигура штангиста, тяжелая и бесформенная, не то что у Кота — Кот высокий и широкоплечий. Лева же как здоровенный мешок. На Леве венгерские тряпки висят хуже русских. Кот и Лева большие друзья, вместе и избили милиционера, а пистолет его выбросили. За что и получили по три года. Получили бы больше, но милиционер был пьяный. Кот и Лева герои…

Эди-бэби и Кадик выпили одну бутылку биомицина и принялись за вторую, покуривая, когда Кадик вдруг выпалил:

— Эй, Эди-бэби, я совсем забыл. Завтра у «Победы» будет поэтический конкурс. Почему бы тебе не почитать свои стихи?

— Где у Победы? — спросил Эди-бэби. Он не понял.

— Ну, у «Победы», у кинотеатра. Часть народного гулянья. Можно записаться, выйти и прочесть свои стихи. А потом жюри будет распределять призы, — сказал невозмутимый Кадик и закурил свою «Яву». — Стихи должны быть написаны тобой, и все, что хочешь, то и читай. Лучше, правда, показать им до выступления текст стихов. Можно прочесть два-три стихотворения.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Эди-бэби недоверчиво.

— В газете прочел, — сказал Кадик. — «Социалистычна Харкивщина». У маханши на столе валялась. Пойди, Эди-бэби, покажи козьему племени, как нужно писать стихи. Хочешь, я пойду с тобой?

— Но там же десятки тысяч людей, — сказал Эди-бэби недоуменно.

— Ну и хорошо. Ты же никогда не читал для такой большой кодлы. Оборудование у них сильное, хорошие усилители, сильные «майки», — сказал Кадик с некоторой долей зависти к их «майкам» и усилителям. Все будет слышно. Пойди, девочки увидят. Станешь знаменитым. А, Эди, пойдем?

Кадик верит в Эди-бэби, хотя и не очень любит стихи, но верит, что Эди-бэби талантливый. Кадик хочет, чтобы Эди-бэби стал знаменитым, и все время лезет к Эди с прожектами. Однажды он даже потащил Эди-бэби в местную молодежную газету «Комсомольська Змина», только ничего тогда из этого не вышло, стихи Эди они не напечатали. Газета находится на его, Кадика, любимой улице, на «Сумах» — как коротко говорит Кадик. С Эди-бэби он не употребляет всего своего жаргона, Эди не понимает половину и подсмеивается над Кадиком. Со своими стилягами из центра он говорит на жаргоне. На их языке сказать, например: «Я иду по Сумской» будет: «Хиляю по Сумам». «Есть» — будет «берлять» и т. д.

— Давай пойдем, чувак? — говорит Кадик просительно, но вдруг останавливается и смотрит куда-то за Эди-бэби с раздражением.

— Что делают здесь уважаемые чуваки в столь ранний час? — раздается из-за спины Эди-бэби знакомый голос. Даже не оборачиваясь, Эди-бэби безошибочно знает, кому он принадлежит: Славка Заблодский, по прозвищу Цыган, собственной персоной выбрался к гастроному. От Славки не так легко отделаться, он прилипала, хотя и ханыгой его не назовешь. Личность он темная.